Бредем по аллеям, на которых уже вовсю желтеют листья, смотрим под ноги, молчим.

— Знаешь, — говорит Вера после недолгого молчания, — мне сложно судить, потому что мы с тобой познакомились сколько… лет десять назад?

Да, я тогда только начинала свой бизнес, а Вера пыталась пробиться наверх. У нее были максимально демократичные цены и такое желание раскрутиться, что она подкидывала мне идеи одна экстравагантнее другой. Они лились как из рога изобилия.

На том мы и сошлись.

На любви к необычному и бабьей дурости.

— Я не видела того, что было у вас тогда, поэтому мне и оценить степень твоей боли сложно. Вы были молоды, глупы. Кто не совершает опрометчивых поступков в двадцать? Может, вы развелись потому что было не время, может, не любили на самом деле друг друга. Как теперь разберешь и вспомнишь, да? Но вдруг стоит присмотреться к нему без багажа прошлого, а, Там-Там?

Усмехаюсь невесело.

— В том-то и дело, Вер, что присматриваться не к чему. Ну сказал он мне, что скучает. Знаешь, я вот тоже по своему фену скучала, гостиничный фен ужасен.

Вера шокированно округляет глаза.

— Ну ты даешь! Я впервые слышу, чтобы кто-то сравнивал себя с феном.

— Не перебивай, — отмахиваюсь. — Так вот. Сказал, скучает, потом повел в ресторан на обед, который плавно, под градусом, перетек в ужин, а потом в поцелуй. Надо сказать, целомудренный поцелуй.

— Меня не покидает ощущение, что ты придумываешь отмазки.

— А что мне делать? — выкрикиваю. — От него никакой конкретики! Поигрался, поулыбался, за ручки потрогал. А мне что с этим делать?!

— Мне кажется, он сам точно не уверен в том, чего хочет, — говорит подруга с досадой.

— Вот пусть приходит, когда узнает, что же хочется-то. Только я ждать его не буду, Вер. Жила тринадцать лет без него, даже мысли не допускала, что вернется, а тут вдруг нате — получите, распишитесь. А я чего хочу, он спросил? Нет! И снова нет!

— Воу, подруга, тормози. Разогнала себя до неадекватной мегеры за секунду. Из нас двоих оставь мне роль ненормальной истерички, да? Выдыхай.

Перевожу дыхание. Только сейчас замечаю, как трясутся у меня руки, а в груди колотится сердце.

— Сказать можно? — спрашивает Вера аккуратно.

— Валяй.

— Тамил, ты сама понимаешь, что до сих пор не отпустила его? — смотрит на меня виновато, поджимает губы.

— Тринадцать лет прошло… — говорю хрипло, и по щеке стекает слеза.

— А у тебя до сих пор не переболело, Тами, — улыбается виновато, как будто ей неловко говорить мне это, смахивает мою слезинку.

— Я думала, что выжгла все. Сложила в ящик и забила крышку десятисантиметровыми гвоздями, закопала где-то глубоко. Так, что выбраться невозможно.

— Любовь, как и ненависть, бессмертна, — произносит высокопарно.

— Понять бы, что у меня.

— Я, конечно, не философ, да и до психолога мне как до Тадж-Махала пешком, но я думаю, эти два чувства пересекаются так плотно, что порой и не разобрать где что.

— Что ты предлагаешь мне? — стону и закидываю мокрое лицо к небу.

— Честно? Не знаю, Тами. И искренне считаю, что давать советы не имею права. Но знаешь, что никогда не бывает ненужным и неуместным?

— М-м-м?

— Разговор. Простой, человеческий разговор. Если хочешь, конечно. А нет, так живи как живется. Работай, воспитывай дочь, люби кого любится. Вон, у тебя и Володька под боком.

— Осталось только где-то откопать любовь к нему, — бормочу себе под нос.

Вздыхаем напару, как кумушки на лавочке.

— Что ж сука ты такая, жизнь, — качает головой Вера. — Кого любишь, любить нельзя, а кого нужно — не хочется.

— Может быть, когда-нибудь…

— Может…

— Но вряд ли.

— Вряд ли.

Тамила

Восемь лет назад

— Алло.

— Здравствуй, Тамила.

— Герман, привет.

— Я хотел предупредить, что в эту субботу не смогу взять Эми с ночевкой.

— Что-то случилось?

— Нет-нет. У племянника Валерии свадьба, мы приглашены. Я бы взял с собой Эмилию, но, думаю, это неуместно.