Гнев Миллера был неподделен, полковнику Зарезину показалось, что док сейчас броситься на него с кулаками.

Псих долбанный… – подумалось ему.

Взяв кристаллодиск, эмиссар отдела безопасности сети угрожающе приблизился к Генриху и произнес, наклонившись к самому уху дока:

– Советую унять свой «праведный гнев»!.. – Словно змея прошипел он. – Все что произошло, является государственной тайной. Любая утечка информации, и вам крышка, Миллер, обещаю.

Доктор побледнел, но скорее не от страха, а от гнева:

– Убирайтесь! – Повторил он

Едва за полковником сомкнулись двери лаборатории, как Миллер тут же включил блокировку помещения, чтобы Зарезин не смог снова сунуть сюда свой нос с угрозами или требованиями, и, не теряя ни секунды, направился в дальнюю часть помещения, где располагался основной модуль системы поддержания жизни.

Вскрыв кожух, под которым находилось несколько десятков тонких трубочек, через которые к камере пациента подавались различные растворы, он извлек оттуда мягкий тубус с прозрачной жидкостью, который был подключен к одной из питающих магистралей.

Эффект не заставил себя ждать. Прошло всего несколько секунд и графики, отражающие жизненные показатели Антона резко изменились, утратив характерные для состояния комы сочетания кривых.

Генрих выбросил почти полный резервуар с непонятной жидкость в утилизатор отходов, сделал несколько ручных переключений на главном терминале лаборатории и вернулся к своеобразному «саркофагу» с прозрачной выпуклой крышкой, под защитой которого находилось тело капитана Светлова.

Глаза Антона были открыты.

Колпак издал характерный чавкающий звук разъединившихся уплотнителей и начал подниматься вверх.

– Светлов, вы меня слышите? – Миллер присел на край жесткого пластикового ложа.

Мутный от перенесенных мучений взгляд остановился, сконцентрировавшись на Миллере.

– Слышу… – едва шевельнув губами, ответил Светлов.

– Не напрягайтесь капитан. Я на вашей стороне.

– Почему?… – Слабо выдохнул Антон. – Почему… вы… позволили… мне… слышать…

Миллер покосился на синусоиды графиков, отражающих как физические параметры жизнедеятельности организма Светлова, так и его мысленную активность.

– Вы действительно слышали мои диалоги с полковником?

– Да…

– В таком случае мне не придется многого объяснять. Меня принудили…

– Я знаю… – Благодаря новым препаратам, начавшим поступать в кровь, Светлову стало намного лучше, рассудок постепенно прояснялся, по непонятной причине вдруг начали самопроизвольно сокращаться некоторые мышцы.

– Все нормально. – Успокоил его Миллер. – Я ввел стимуляторы общего действия.

– Вы не ответили на мой вопрос, док…

– Все очень просто, капитан. Мне не безразлично происходящее вокруг. Мы влачим жалкое существование, колония коллапсировала до размеров Цитадели, но это не спасет нас от неминуемого и закономерного финала.

– А кто спасет?… Зарезин?…

– Тупица. Раб системы, мнящий себя личностью. Ему вовек не разобраться в сути происходящего. Вы должны понять меня капитан, – выбора не было. На мое место полковник мог призвать менее опытных специалистов, которые действительно причинили бы непоправимый вред вашей психике и здоровью. Я сделал, что в моих силах.

– Все равно, не понимаю – Антон нашел в себе силы посмотреть в глаза Миллеру. – Почему вы рискнули, помогая мне?

– Все достаточно просто капитан. Я, уж простите за прямоту, имел возможность понять, кто вы на самом деле.

– И как?… – губы Светлова исказила саркастическая усмешка.

– Вы на протяжении жизни задавались многими вопросами, возникавшими и у меня. – Признался Миллер. – В противоположность Зарезину я не усматриваю злого умысла в виртуальном общении между вами и столь беспокоящем его загадочным призраком. Дана, вне сомнения, помнит вашу детскую дружбу, которая по непонятной мне причине не переросла в более глубокие чувства. Я думаю, что обстоятельства, так насторожившие полковника, имеют свое объяснение: девушка принимала участие в загадочной экспедиции, которую возглавлял Андрей Сергеевич Лытнев. Он был моим учителем, по специальности – экзобиологом, и еще до роковых событий, связанных с раскопками, напрямую говорил нам, своим студентам, о некоторых странностях, обнаруженных им в архивах колонии.

– Подмена информации? – Антон чувствовал уже не просто прилив сил, а лихорадочное возбуждение.

– Пожалуй, я отключу стимуляцию организма, – произнес Генрих, вставая. – Есть тема для беседы, но боюсь, что полковник не смириться с потерей столь ценного свидетеля, как вы. – Раздался его голос из противоположной части лаборатории.

– Он вернется?

– Обязательно.

– И? – У Светлова в груди возникло неприятное ощущение холода. Мнемоническое испытание далось ему нелегко, что-то надломилось внутри, и в то же время он ощущал себя свободным, до такой степени, что чувство начинало граничить с помешательством. О какой свободе может идти речь, когда огромный город-крепость запутался в тенетах тотального контроля со стороны всевидящей кибернетической системы?