— Excuse me, mister, do you want… (Простите, мистер, вы хотите…)

Хэлперство поражает почти все нации, проживающие южнее 35 градуса северной широты. Я никогда не присматривался к иностранцам, ходящим по Москве, но думаю, что в нашей России, вероятно, такое явление выражено значительно меньше.

Рассуждая об истоках и видах хэлперства, мы нашли, что самым большим, мощным и навязчивым хэлпером был… Советский Союз. Подкатываясь к странам поменьше и победнее, он обращался к ним примерно так:

— Мистер! Do you want свободную, богатую, промышленно развитую, независимую, процветающую страну, типа как у нас? Бесплатно!

Некоторые соглашались…

Продираясь через город странных людей, предлагающих нам «папирус ориджинал», фелюку (парусную лодку), фелюкамена (лодочника), гостиницу, такси и другие услуги, мы уселись на набережной в тени большой и бесполезной настенной карты Асуана. Было жарко и пыльно. Фелюк не хотелось.

Решили, что будем сегодня вписываться. Хватит бомжевать, пора найти какой-нибудь ночлег с постиркой (мы сильно пропотели и загрязнились, хотя мылись всего четыре дня назад в Асьюте). В крайнем случае, без постирки, но хотя бы без ночных собак и утренних теток-наблюдательниц. Сомнений не было: два мудреца, А. Кротов и В. Шарлаев, проехавшие за свою жизнь несколько сотен тысяч километров на двоих, найдут в этот день вписку в Асуане обязательно.

Первый метод вписки предложил Вовка. Все очень просто: нужно только выйти за город, застопить какую-нибудь крутую машину, и хозяин отвезет нас к себе домой. В 17.30 мы стояли на южной окраине города и высматривали крутые джипы и «мерседесы».

Проведя на позиции около получаса, мы не достигли успеха. То не было машин, то они не стопились, то не понимали, что нам нужно. Зато изобильно попадались такси, маршрутки и прочий навязчивый транспорт.

Раз крутые водители сегодня нам не попались, мы решили применить другой метод и переночевать на крыше какого-нибудь дома. Южная окраина города была застроена типовыми девятиэтажками (без лифтов). Мы побродили между ними, поднимаясь то там, то сям на крышу, но удача нам и здесь не улыбнулась. Иногда крыша была закрыта, но чаще за нами увязывались местные жители и запрещали нам ночевать на крышах их домов.

Уже темнело. Мы зашли в дом поменьше, как мы думали, частный. Но это оказался учебный дом, где проходили курсы английского языка. Учащиеся сперва обрадовались возможности поговорить с нами по-английски, но ночевать на крыше не разрешили, и в классах тоже, и во дворе тоже. «Идите лучше в церковь, — посоветовал преподаватель. — Там, в церкви, возле Нубийского музея, там вписывают всех».

Мы отыскали церковь. Это было огромное, еще строящееся здание, мимо которого мы проходили уже не раз. Мы даже не подумывали о том, что можно ночевать здесь: так круто все это выглядело и было обзаборено со всех сторон. Но теперь мы знали, что это коптская церковь, и смело вошли туда.

Внутри шла церковная служба. Мужчины и женщины (женщин было раза в два больше, чем мужчин) стояли внутри в большом количестве. Мы сняли рюкзаки и присоединились к ним. Служба уже шла к концу. Тотчас по окончании богослужения мы подошли к батюшке, который не знал ни английского, ни арабского языка или притворился, что не понял нас. Однако тут же возник добровольный англоговорящий переводчик, который и объяснил нам ситуацию:

— К сожалению, нельзя.

— Нам не нужно каких-либо кроватей, нам нужно только два квадратных метра. Мы хотели бы заночевать на крыше или церковном дворе.

— Иностранцам запрещено ночевать в церкви. После церковной службы здание и двор освобождается и проверяется полицией. Вам нужно ночевать в отеле.

— Мы не хотим ночевать в отеле. У нас не так много денег для этого.

— Ничего страшного, церковь — наша мать, вы можете здесь попросить денег на отель. Because church is our mother, don't worry.

Мы подумали, что просить в церкви денег на отель — страннейшее занятие, и продолжали добиваться бесплатного, вне гостиничного ночлега.

В результате консультаций с батюшкой проявился другой молодой англоговорящий человек (тут, в Асуане, почти треть людей говорит по-английски). Он повел нас в другую церковь, где уж точно, по их мнению, нас должны были вписать.

Мы долго шли туда, ведомые спутником, по узким улочкам Асуана. Наконец мы оказались у ворот второй большой церкви. Вошли.

Здесь уже не стояли, а сидели на скамеечках. Священник с амвона произносил какую-то проповедь. Все слушали. Сели на скамеечку и мы.

— Не speaks about confession, — пояснил нам наш спутник. — It is very important — to have confession! (Он говорит о конфессии. Это очень важно, иметь конфессию!) — Мы согласились.

Вскоре проповедь кончилась. Мужчины и женщины, числом около двухсот человек, выстроились в очередь — поцеловать большой металлический крест в руках священника. Мы решили не дожидаться, пока очередь пройдет, и подошли к священнику сбоку. Наш «переводчик» о чем-то пошептался со священником, потом обратился к нам: подождите, мол.