Сани их, напоминавшие тобогганы, были плохо приспособлены к такой дороге: они днищем плотно прилегали к земле, а значит, толкали перед собой тяжёлое талое месиво. Весь груз скоро промок. А сани Питъюка, сделанные на эскимосский лад, на высоких полозьях, легко прорезали талый снег, и груз оставался сухим.

У всех четверых ноги промокли до колен, от ледяной воды застыли, окоченели. И вдруг Анджелина, которая мужественно шла наравне со всеми, не проронив ни слова жалобы, соскользнула в глубокую полынью и по пояс погрузилась в воду.

Эуэсин проворно её вытащил и объявил, что сегодня они дальше не пойдут.

— Хватит, — устало сказал он. — Я знаю, надо спешить, да только так мы загоним собак.

И Питъюк сдался:

— Ладно, лагерь разбивать будем. Холм хороший, песчаный. Может, дерево найдём, костёр будем зажигать.

Все принялись разгружать сани, раскладывать вещи на склоне песчаного пригорка, а Питъюк тем временем сбегал вверх по течению и скоро вернулся с большущей охапкой добела высохшего хвороста.

— Раньше тут лес всюду был, — сказал он, когда его спросили, где он раздобыл такую драгоценность. — Давно-давно деревья умер. Почему — не знаю. Лес стоит, не гниёт. Для костра очень хороший.

Сухое дерево это, сохранившееся здесь с незапамятных времён, когда климат был теплее и леса ещё не отступили к югу, горело жарким белым пламенем. Над мокасинами, меховыми одеялами, носками, развешанными на камнях и палках вокруг костра, заклубился пар.

Ребята сытно пообедали олениной, жаренной на нутряном сале. Так как небо было ясное, палатку решили не ставить. Хорошая еда, сухая одежда, отдых восстановили силы путешественников. Джейми, Эуэсин и Анджелина взобрались на вершину песчаного холма — поглядеть на новые для них просторы.

Анджелина впервые видела настоящую тундру. Перед лицом этих неоглядных далей, бесконечной холмистой равнины, каменистых кряжей, широких долин, которые тянутся чуть не до края света, она не сразу обрела дар речи.

— Нет, не нравится мне тундра, — тихо сказала она и поёжилась. — Большая очень… и пустая.

— Она не пустая, — возразил Эуэсин. — Вон сколько там точек, будто камни. Видишь? Немножко движутся, да? Это олени. Вот она где, оленья страна. Зимой они приходят к нам, в леса, но это ненадолго, а дом их здесь. В прошлом году, когда мы с Джейми ездили с Деникази на Север, мы столько оленей встречали — иногда прямо проехать не могли. Нет, здесь не пусто.

Скоро, накормив собак, к ребятам подошёл Питъюк. За последние день-два он как будто даже изменился внешне: словно раздался в плечах, стал выше ростом, сильней, уверенней в себе. Он стоял сейчас рядом с ними, рыжие волосы его трепал ветер; он вытянул шею и смотрел вперёд, на север, будто вожак, вынюхивающий добычу. Весёлый, беспечный мальчишка, которого зимой знали Джейми и Эуэсин, уступил место юноше с уверенным взглядом голубых глаз, юноше, который знает, что делает и чего хочет.

— Мой край! — с гордостью сказал Питъюк. — Здесь тукту живёт и иннуит. Олень и люди. Хорошо!

Джейми усмехнулся, легонько ткнул друга в бок:

— Ты как туристский гид говоришь, Пит. А я тебе вот что скажу. Не очень-то мне нравятся дороги в твоём драгоценном краю.

Питъюк ответил без улыбки.

— Дороги плохой, — согласился он. — Поздно едем. Сани сейчас нехорошо. Каноэ рано. В та-кой время эскимос на месте сидит. А нам идти надо… быстро идти. Может, лучше спрятать немного тюки здесь?

— Дельно, — согласился Эуэсин. — Лёд сейчас тает быстро. А с нашим грузом нам и десяти миль в день не сделать.

Вернувшись в лагерь, они принялись разбирать припасы и снаряжение, раскладывать их на две кучи, чтобы одну оставить здесь, а другую взять с собой. Мальчики везли два ящика патронов, несколько мешков муки и три ящика чая в подарок эскимосам, которые выручили Джейми и Эуэсина прошлой зимой, когда они заблудились в тундре. Большую часть этих припасов вместе с чаем, салом, мукой, патронами, запасной одеждой и многим другим ребята уложили высоко на песчаном холме, надёжно укрыли шкурами карибу, а сверху завалили камнями. Питъюк сказал, что, как только река освободится ото льда, эскимосы приплывут сюда на каяках и переправят весь этот груз в своё стойбище.

Ночью сильно похолодало, от мороза наст опять затвердел. Облегчённые сани быстро скользили по узкой извилистой Маленькой речке. Ещё засветло путники добрались до истоков речки, до водораздела, за которым реки текут уже на север. Под защитой этого водораздела, с гребня которого дружелюбно глядели на мир несколько инукоков, разбили лагерь.

— Холод продержится — за один день стойбище иннуитов приедем, — радостно объявил Питъюк.

Но в тундре погоду не угадаешь. Ночью ветер переменился и принёс с юго-запада теплынь. Перед рассветом начался ливень. Когда путники стали спускаться по Гусиной реке, из близлежащих долин хлынули талые воды. Река бежала, не только подо льдом, но и поверх него. Скоро все и вся окончательно промокли. Ребята попытались было подняться из русла реки и пойти берегом, но не могли пробраться через мокрые снега, лежащие в долине. Волей-неволей пришлось вернуться к реке, но двигаться по ней можно было лишь очень осторожно: лёд стал совсем тонкий, едва выдерживал тяжесть саней или человека. Об остановке же Питъюк и слышать не хотел.