— До меня доходили зловещие слухи, что полиция не приемлет гостеприимства убийц.

— Это у британцев. Мы не столь привержены ритуалам. Но мне нужно поговорить с Хилари.

Картер поднял бровь.

— Лейтенант! Всё-таки спиритизм?

— Нет, — улыбнулся Маршалл. — Видите ли, Картер, нападение провалилось. Хилари Фоулкс всё ещё в высшей степени жив.

Картер был поражён и недоволен.

— О, ну ладно, — наконец, проговорил он. — Хоть что-то…

— Конечно.

— И я не арестован?

— Посмотрим, что скажет Хилари. Спасибо за пиво. — Маршалл остановился в дверях. — Кстати, сугубо конфиденциально, какой из этих методов вы использовали?

— Машину времени, конечно. Продемонстрировать?

— Как-нибудь в другой раз. Пока.

Стук клавиш возобновился почти что сразу после того, как Маршалл захлопнул за собой дверь.

6

Маршалл поднялся по впечатляющим ступеням, ведущим в больницу “Кедры Ливана”. В скорой помощи ему сообщили:

— Он достаточно оправился, чтобы двигаться самостоятельно, и настаивал, что хочет восстанавливаться в комфорте.

А “Кедры”, больница в Голливуде, естественно, подходили для отпрыска Фоулкса куда лучше скорой помощи.

— Я хотел бы увидеть мистера Фоулкса, — сказал он, подойдя к стойке.

— Вы из прессы?

— О Боже, нет. Я из полиции.

— О. Подождите-ка. Посмотрю, сможет ли он принять вас.

Маршалл нахмурился.

— С ним всё в порядке?

— Да, но…

— В какой палате Хилари Фоулкс? — осведомился молодой человек с торчащими зубами.

— Вы из прессы? — повторила девушка.

— А то как же, детка? — Молодой человек помахал карточкой.

— Идите прямо наверх. Третий этаж. Там на стойке вас направят.

Маршалл вздохнул.

— Послушайте-ка! — попенял он. — Вы заставляете полицию ждать, а этого щенка посылаете…

— Простите, сэр. Мистер Фоулкс распорядился пропускать только прессу. Если вы подождёте…

Но Маршалл был уже в лифте. На стойке третьего этажа он не озаботился быть вежливым. Он показал значок и голосом бандита из вестернов проговорил:

— Фоулкс?

В комнате Хилари было пятеро человек, все с карандашами и блокнотами. Была живо двигавшаяся медсестра, ловко расставлявшая цветы. И был Хилари, сидевший в кровати, наклонившийся вперёд, демонстрируя рану на спине, но в остальном как новенький.

— Д-е-р, — говорил он, — р-и-н, д-ж-е-р. О, лейтенант, рад вас видеть. Очень рад. Только представьте, некоторые из этих юнцов не читали рассказов о докторе Дерринджере, как вам?

— Развращённое поколение, — отметил Маршалл. — Как только огни рампы притомят ваши глаза, мистер Фоулкс, я бы хотел обсудить с вами несколько вопросов.

— Лейтенант, — повторил один из репортёров. — Эй! Вы не из отдела убийств, а?

— Почётное звание швейцарского флота, — сказал Маршалл и стал рассеянно наблюдать за медсестрой, в то время как Хилари следил за тем, чтобы каждая значимая подробность карьеры его отца перекочевала в записные книжки репортёров. На прикроватном столике лежали две книги, предположительно, привезённые по такому случаю из дома: “Жизнь и доктор Дерринджер: Автобиография” Фаулера Фоулкса и “Фоулкс Великолепный” Даррела Уимпола. Но Хилари не было нужды сверяться с ними. Он знал свою тему так же хорошо, как актёр в “Табачной дороге”[49] должен знать свои реплики в конце представления, или, что куда уместнее, как священник знает слова ежедневно служимой мессы. Ритуальным словам соответствуют ритуальные жесты. Вместо грызения репы или крестного знамения здесь было подёргивание мочки. И этими манипуляциями с ухом, словно эхо, Хилари словно обретал толику властного достоинства, столь характерную для рекламных фотографий его отца.

— К тому времени, — проговорил Маршалл, когда удалились последние журналисты, — когда всё это станет достоянием международных агентств, будет продано несколько тысяч экземпляров книг Фоулкса.

— Вы имеете в виду?.. — Хилари рассмеялся. — Что ж, лейтенант, я верю, что вы считаете меня способным разыграть всё это просто для увеличения гонораров. Боже мой, я потрясён подобной идеей. Потрясён. Просто я столь многим обязан моему отцу. Можно сказать, всем.

— Разумеется.

— Так что, естественно, я чувствую, что обязан хранить память о нём. Я не мог пройти мимо столь приятного аспекта этого удивительнейшего происшествия.

— Вы в порядке, мистер Фоулкс?

— Я жив, — просто сказал Хилари. — Жив. И это само по себе столь чистое и прекрасное облегчение, что мне даже не хочется думать, как близок я был к смерти.

— Не принесёте пива или чего-то в этом роде? — повернулся к медсестре Маршалл. — Боюсь, это совещание по конфиденциальному деловому вопросу.

Медсестра перевела взгляд со значка лейтенанта на лицо.

— Мне больше нравится челюсть Дика Трейси[50], — сказала она, но удалилась.