– Это была экстренная ситуация, которая потребовала…

– Закончили прения. Если я сказал нет, значит, нет. Раз ты счёл вправе осуждать живого человека и навязывать своё мнение, которое, вообщем-то, никого из нас не интересует, учись жить, в смысле функционировать, автономно. Коль не желаешь нам помогать, мы отвечаем тебе тем же. Исчезни. НУ!!!

* * *

– Саш, помнишь мужчину из группы, что приехала на зачистку?

– Полковник из контрразведки?

– Ну да, Николай Сардин. В газете написали, что тот застрелился в своём кабинете, когда узнал, что его арестуют… Боже…

Ольга замолчала, а я обернулся и увидел её огромные глаза, наполняющиеся слезами.

– Что такое? Оля! Что случилось?

– Димка погиб. Младший брат. – Скомканная газета упала на пол. Я поднял и на развороте прочёл, что утром было совершено покушение на члена семьи императора. Погибли трое телохранителей и Дмитрий Романов – сын Государя. Нападавшие, трое боевиков, были уничтожены на месте ответным огнём охраны. Сразу в голове мелькнула мысль – а почему Разумовские ни словом не обмолвились?

Сел рядом с рыдающей Ольгой, обнял, прижал к себе. Попытался успокоить, но куда там. Подруга вцепилась в меня как клещ и стала дёргать из стороны в сторону, что-то бормоча под нос.

Я ничего не понимал из того, что она говорила, только отдельные слова – «не отдам», «мой» и единственный».

– Оля, приди в себя. Ты меня пугаешь.

На меня уставились безумные глаза, а потом Ольга схватила мою голову обеими руками и стала покрывать поцелуями лицо.

– Сашенька, Саша. Любимый, единственный. Я тебя никому не отдам. НИКОМУ!!!

Я, если честно, перепугался. То, что у девушки «снесло крышу» от новостей, уже понял, но что сейчас происходило в её душе, это было страшно. Страшно от того, что я чувствовал. Ольга боялась за меня, как мать боится потерять ребёнка. В её душе царил какой-то животный ужас. Попытался вырваться, но куда там. Девушка вцепилась в меня мёртвой хваткой, и разорвать её объятия так и не смог. Пришлось подхватить на руки и отнести на кухню. Там чуть ли не силой напоил её водой, но девушка ничуть не успокоилась. Пришлось возвращаться в кабинет и применить «тяжёлую артиллерию» - налил грамм сто водки и заставил залпом выпить. Последовавшая реакция была ожидаемой – девушка через пару минут обмякла, отпустила мою изорванную в клочья рубашку и, свернувшись клубком на диване, стала в голос рыдать. И только через, наверное, полчаса, может чуть меньше, я смог увидеть в её глазах проблески разума.

– Ты меня очень напугала, Оля, - я, не переставая, гладил девушку по голове, по спине. – У тебя был психический срыв, малыш. Это ненормально. Подобное ни в какие рамки не лезет.

– Знаю. Прости, Саша. Я ведь только с тобой могу расслабиться, хотя зря это сделала. Думаешь, я психопатка? Хотя чего спрашиваю, когда у нас накануне был на эту тему разговор. Я не больна психически. Говорю тебе честно. Просто Димка… Он был моим братом. Родным братом от одной матери. Не от Виктории, нынешней жены отца. Мама и умерла, когда рожала Диму. Кровотечение. Её не смогли спасти. И сейчас… Сейчас я осталась одна. Ты не знал, потому что я не рассказывала, но мы с братом тайно от всех родственников постоянно встречались, несмотря на категорический запрет. Он раньше здесь часто бывал и папа к нему относился очень хорошо. Твой и мой папа. Прости, я, наверное, вновь коснулась запретной темы, но говорю как есть.

– Оль. Я ведь не запрещаю тебе называть своего отца и твоим. Раз он тебя вырастил, воспитал и считал своим ребёнком, почему я могу быть против? Давай эту тему более не поднимать. Хорошо? Я ведь не раз обращал внимание, что Александра Валентиновича Романова ты чаще называешь Императором и намного реже отцом, но ни разу не назвала папой. Прости, малыш, получается, у твоего родного отца были две жены?

– С первой он развелся, когда встретил мою маму, а позже, когда она умерла, вернулся к той, прежней. Статус, знаешь ли, не позволял ему оставаться вдовцом. К тому же с младшим сыном у отца сложились неплохие взаимоотношения, а вот старший, Владимир – копия Государя. Даже голоса похожи, не то, что внешне... Димка, Димочка… Ну как же так… Почему именно тебя, не Володьку…

– Не нужно говорить подобное, Оля, - я поднялся с дивана, с осуждением глядя на зарёванную девушку. – Твой старший брат не виноват, что остался жив. Прошу, лучше помолчи.

– Да, Саша, ты прав. Ты всегда прав, а я вот, дура безмозглая, живу не умом, а сердцем, эмоциями. И как всегда потом жалею о сказанных словах. Прошу тебя только, хоть ты не осуждай.

– Не буду. Мне… - в этот момент на столе зазвенел телефон. Мой, не Ольги, который принёс Романов, когда был в гостях, взамен утерянного. Непростой такой фончик, навороченный, с гербом России на задней крышке и под номером «5» и гравировкой с указанием фамилии, имени и отчества владелицы. Я, помнится, ещё раз прошёлся по этому поводу, потому что Ольга продолжала себя позиционировать сторонним человеком, не относящимся к императорской фамилии, да и цифра пять по старшинству не подходила, если только по значимости в семье, ставя Ольгу на последнее место.

– Слушаю, - ответил, увидев на экране кто меня набрал.

– Как она? – в трубке послышался голос смертельно уставшего человека, к тому же раздавленного горем от потери сына.

– Мы недавно вернулись домой. Утром газеты не читали и новости не слышали, а тут… Была истерика, но сейчас вроде успокоилась. Мои искренние соболезнования.

Я не услышал, что мне ответили, потому что телефон неожиданно был вырван из рук и Ольга монотонным, безжизненным голосом, выставив перед собой руку, что бы я не смог забрать телефон, стала… нет, она не разговаривала, она…