– Боярин, милости! Нянюшка моя обеспамятела! Помогите ее перенести с улицы, а потом ваша воля! Хоть казните, хоть милуйте!

А вот это на него всегда действовало. Даже когда он кровью, аки громадный клещ, упивался. Даже тогда помогало.

И сейчас на миг разгладилось лицо, появилось в нем что-то человеческое.

– Хорошо, барышня. Эй, Филька! Помоги барышне нянюшку перенести, куда скажет.

Устя тут же отпустила ненавистную ладонь, с колен не поднялась, но поклонилась.

– Благодарствую, боярин.

– Может, не боярин я, барышня?

– Как же не боярин? Когда и одет роскошно, и ликом, и статью - как есть боярин?

Головы Устя упорно не поднимала. Боялась.

Полыхало под сердцем страшное, черное, мутное... Как хотелось УБИТЬ! Вцепиться пальцами в горло - и рвать, рвать, а когтей не хватит, так зубами добавить.

Нельзя. Нельзя покамест.

Ничего, она еще свое возьмет.

– Ну-ка, иди сюда. Чего стоишь, как пень дубовый?
– заворчали за ее спиной.

Может, и ругался Фёдор на своего слугу нещадно, однако зря. Вот он, уже и носилки притащил. Конечно, не носилки это, просто две доски широких вместе сложили, да тканью обмотали, но хоть так! Нянюшку донести хватит!

– А ну, перекладывай... барышня, вы б няню-от отпустили?

Устя сообразила, что до сих пор одной Дарёну поддерживает одной рукой за грудь, второй за спину, сердцу биться помогает, и головой покачала. Руку одну убрала, второй няню за запястье перехватила. Веточка нагревалась, аж ладонь жгло!

– Нет! С ней пойду!

– Вот и хорошо, вот и идите. А мы покуда тут закончим, - пропел Фёдор. Жажда крови возвращалась на свое место, вытесняя слова Устиньи.
– А ну, скидывай одежду, грязь подзаборная!

Устинья бросила в сторону Михайлы только один взгляд. Больше себе и движения ресниц не позволила.

Да, это был он.

Те же светлые кудри, те же зеленые глаза, смазливое лицо... все сенные девки по этим глазам вздыхали, слезы лили, да и боярышни некоторые, не без того.

Девок Михайла портил без счета. Вроде как, и ублюдков у него штук двадцать бегало. А с боярышнями всегда был приветлив, любезен... правда, как припомнила сейчас Устя, девок он предпочитал рыжих.

Гадина!

Да пусть тебя хоть тут с грязью смешают! Не пожалею!

И отвернулась, не замечая, каким светом полыхнули зеленые глаза ей вслед. И тут же погасли, потому что Михайла покорно встал на колени и принялся разоблачаться.

До голого тела. Бросая ветхую одежонку прямо себе под ноги. А что?

Бросишь в сторону, так тут же упрут, что он - людей не знает? Сам такой!

– Смотри, боярин! Нет на мне вины! В том и крест поцелую, хошь казни меня, а только нет у меня твоего кошеля.

Фёдор сдвинул брови.

И казнил бы. Да так жалко и гнусно выглядел голый и оборванный юноша, немногим младше самого Фёдора, что даже казнить его неохота было.

Настроение качнулось в другую сторону. От гнева - к жалости.

– Филька... кто там? Сенька? Найди ему место, возьму к себе, пусть с поручениями бегает. Раз уж оболгал его, безвинного...

– Боярин! Благодарю!!!

Михайла подскочил, и принялся обильно обцеловывать руку Фёдора. Со слезами и соплями, захлебываясь и причитая, что так благодарен доброму боярину, так благодарен... сам бы он, небось, и осень бы не прожил, потому как сирота горький, его и ветер обидит, и всякая ворона клюнет...

Фёдор слушал самодовольно.

До смерти слушать будет.

Любим мы тех, кому помогли. А если они еще и благодарны за помощь, и не устают о том напоминать... как тут не любить?

А все же...

– Надобно посмотреть, что там с барышней и ее нянюшкой. Да помочь чем. Хорошая девушка.

***

Устя шла рядом с носилками.

Держала руку нянюшки Дарены, вспоминала.

В тот раз было все иначе. Самовольно она сбежала на ярмарку, через забор перелезла. Повезло дурочке, никто обидеть не успел. Сегодня-то они с утречка пришли, а тот раз она после завтрака удрала, вот и задержалась.

Прийти на ярмарку не успела - ввязалась в беду.

Налетел на нее Михайла, сунул за пазуху кошелек - и шепнул спрятать. А она так ошалела, что только стояла, глазами хлопала. Чисто корова бессмысленная, которую на скотобойню ведут.

А за Михайлой уже и Фёдор поспешал.

Это тогда она не знала, что произошло, а сейчас-то.... За столько лет грех было не дознаться. Михайла на ярмарке Фёдора увидел, да кошелек у него и украл. А кто-то из холопов заметил.

Погнались за вором, клич кликнули... понял шпынь, что не уйдет, а тут Устя. И видно, что боярышня.