Шрифт:
– Ну, скажи что-нибудь по-франконски.
Устя кивнула.
– Ком алле-ву?*
*- искаж. фр. Comment allez-vous, прим. авт.
Спросив у дочери то, что сам помнил, боярин задумался.
С одной стороны, не бабское это дело - учение. Понятно, читать - писать - считать. Это уметь и знать надобно. Но что-то большее - к чему? Бабье дело семьей заниматься.
С другой стороны... а что - с дугой стороны? Ему-то что с того? Вот замуж выйдет, пусть муж с ее придурью и разбирается.
– И ради этого ты так бежала и орала?
Устя потупилась.
Ну не скажешь ведь - бежала, чтобы не дать тебе глупость сделать, орала, потому что ты, батюшка, орал, другого способа до тебя достучаться и не было.
Боярин кивнул.
– Дура, как есть. Хорошо, иди, да Настасью сюда кликни.
Усте это не понравилось. Она тут на весь терем себя дурой выставляет, чтобы Настьку все-таки запороли? Вот еще не хватало!
– Батюшка, знаю, что не в свое дело я лезу.
– Вот именно.
– Я у маменьки попросила Настасью себе в прислуги. Маменька и отдала.
– Вот как?
– Ее вина - мой ответ.
Теперь задумался боярин.
А что он скажет? Я твою девку на спину завалить хотел, а она отказываться начала? Я и осерчал? Как-то такое дочерям незамужним и не говорят.
– В чем она провинилась, батюшка?
– Эммм... дура, как есть. Приказал ей одежду мою починить, так она орать начала.
– И правда дура, батюшка. Давай, я твою одежду и починю, и выстираю, и почищу. Чего ты эту дуру позвал, я б все лучше сделала, - согласилась Устинья.
Боярин только рукой махнул.
Гнев прошел, и он лишний раз убедился, что все бабы - дуры. Судьба у них такая, наверное.
***
Настасью Устинья нашла на сеновале. В сарае, в котором хранилось сено.
Та ревела в сорок три ручья, и девушке пришлось сильно дернуть холопку за ногу, чтобы та обратила внимание на боярышню.
– Чего воешь?
– Боярышня? Тебе чего?
Так бы Настасья промолчала, куда уж ей, холопке у Заболоцких, голос повышать. Но коли все равно засекут до смерти - чего терять-то?
– Того. Отец на тебя не гневается, я ему сказала, что ты мне прислуживаешь. Поняла?
Настасья захлопала глазами, как разбуженная сова. Боярина понять можно было. Красивая баба - она и после долгих слез была красива. Высокая, статная, с золотой косой до колен, с васильковыми глазами, круглолицая, что называется - кровь с молоком. Тут кто хочешь соблазнится.
– П-поняла.
– Что ты ему сказала такого? Мне знать надо, ежели что...
– Что с Егоркой я... боярин ведь уехал. А я замуж хочу, за Егорку, детей хочу... люб он мне!
– А ты ему?
– И я...
– Не будет он тебя попрекать, что не девкой взял?
Настасья только рукой махнула.
– Да знает он про твоего батюшку, боярышня. Про все знает. Сказал, ему все равно, что было. До него... он тоже не в поле себя нашел, и у него бабы бывали. Вот когда потом - уже измена. А до того не страшно. Я с батюшкой твоим поговорить хотела, а он сразу меня начал...
– Настасья поняла, что о таком как-то и не надо бы боярышням говорить, о другом сказала.
– Ежели б разрешили нам в деревню уехать, Егор - он с лошадьми хорошо понимает...
Устинья только рукой махнула.
– Хорошо. Поговорю я еще раз с отцом, пусть он тебе приданое даст. И лишний раз ему на глаза не попадайся. Поняла?
– Да, боярышня...
Устя махнула рукой и вышла вон. И не видела, как холопка проводила ее удивленным взглядом.
Казалось бы...
Боярышня, которая должна ее ненавидеть за связь с боярином, спасла от верной гибели.
Странно это. Непонятно...
***
– Илюшенька, вечером приходи куда обычно.
Как услышал Илья этот тихий шепоток, так все дыбом и встало.
Сенная девка мимо пробежала, шепнула словечко, и потянулось время, что мед липкий. Едва-едва...
Что ж солнце такое... никак оно не закатится. И короткИ осенние дни, а когда вечера ждешь, так вдвое длиннее становятся.
Но вот скрылось оно за горизонтом, сменился Илья с караула, и отправился...
Куда?
Палаты - это не просто царские хоромы. Это множество зданий, соединенных где переходами, где подвалами, где еще чем. Если знать, можно и в подземные ходы попасть, есть такие в палатах царских. Их еще государь Сокол строил, говорят, коли случится беда, так в потайной ход, да и выбраться. Как последняя надежда для жены его, для детей...