— Тяжёлое бремя взвалили на себя, Николай Александрович. Путь то по лезвию бритвы — шаг вправо, шаг влево и падение в пропасть ждёт со всей державой вместе. Я буду молиться за Вас, ибо если не проявите должной осмотрительности и дела великие не свершите, конец Ваш вижу терновым венком мученика увенчанный.

— Благодарствую, отче, — направь, вразуми, открой тайные смыслы мира земного.

— Просты смыслы нашего мира — вера, надежда и любовь. Вера в Бога, в свой народ, в силы собственные, надежда на лучшее и светлое и любовь к ближнему, чтобы дела великие смысла не потеряли.

— Отец Иоанн, говорят, что будущее предсказывать умеете. Что ждёт нас грешных?

— Войны ждут — сначала с Востоком, потом с Западом, а потом и того ужаснее — внутри страны брат на брата с топором кровавым поднимется…

— А можно ли это как-то изменить?

— «От упорных трудов — всегда прибыток, от пустословия — лишь нужда», «Что бы вы ни делали, трудитесь от всей души — как если бы это было для Господа, а не для людей», — так гласит Библия, — Царь есть пастырь для своих подданных, то есть пастух, а потому от трудов его и жизнь каждой овечки Божьей зависит, — Иоанн грустно улыбнулся, его взгляд внезапно затуманился и совсем другим голосом — глубоким и низким он внезапно добавил: — Попытаться Николай можно, но учесть надо бесконечное число факторов.

Я испуганно взглянул на Иоанна, но туман в его глазах уже рассеялся, и они вновь сверкали, источая любовь и свет.

— Что Вы сказали, отче? Я последнюю фразу не расслышал.

— Каждую овечку беречь надо, запомните Ваше Величество, ибо не волк Вы, а пастух!

— Буду обращаться за мудрыми советами к Вам, не откажете?

— Как же можно отказать помазаннику Божьему. Если смогу — помогу. Душа моя открыта для Вас, Государь. Работайте на общее благо, а я молиться усердно буду за Вас, семью Вашу царскую, за скорейшее появление наследника, да за каждого человека грешного в стране нашей…

В этот день мне удалось встретиться с ещё одним человеком — министром внутренних дел Иваном Логгиновичем Горемыкиным. Явился он не один, а со своим другом и покровителем обер-прокурором Святейшего Синода Константином Петровичем Победоносцевым, что уже само по себе вызвало моё скрытое раздражение, ведь я планировал разговор один на один. Образ Победоносцева был мне всегда неприятен, ещё со школьного курса истории. В моём понимании это был не живой человек, а какой-то Мороз Морозович, сковывающий действия и намерения окружающих. В своё время он очень удачно дополнял Александра III, но в данный момент являл собой день вчерашний, во-всяком случае для меня — хорошо знающего развитие предстоящих событий.

— Ваше Величество, — скрипучим голосом начал Победоносцев. — Мы явились по Вашему указанию.

— Я Вас, Константин Петрович, сдаётся мне — не вызывал.

— Обер-прокурора в дни смутные и переломные и звать не надо, сам явится, — молвил Победоносцев, и как-то странно заскрипел, возможно этот звук у него означал смех.

— Иван Логгинович, — демонстративно обратился я к Горемыкину, который, глядя на нас, медленно и заботливо разглаживал свои огромные седые усы. — Не устали Вы от трудов праведных на такой беспокойной должности?

— Иван Логгинович, — вновь заскрипел Победоносцев, — человек недюжинных сил и способностей. Равно, как и я — Ваш покорный слуга. Мы от отца Вашего Вам даны для продолжения его дел и воплощения планов и замыслов.

— Боюсь, уважаемый господин Горемыкин, Вам, да и Вам, не менее уважаемый Константин Петрович, — гневно взглянул я на Победоносцева, — придётся попрощаться со своими должностями, так как планируемые мной изменения в жизни государства и общества вряд ли придутся вам по вкусу.

— Помилуйте, Ваше Величество, — впервые я услышал голос Горемыкина, оставившего наконец в покое свои величественные усы, — и кого же Вы на мою должность поставить соизволите?

— Ну, к примеру, Петра Аркадьевича Столыпина.

— А, я извиняюсь, кто это?

— Титулярный советник. Каунасский, то есть, простите, Ковенский уездный предводитель дворянства и председатель тамошнего суда мировых посредников, чиновник IX класса на должности V класса государственной службы.

— Кого Вы хотите назначить? — оказывается голос Победоносцева мог не только скрипеть, но и звучать достаточно глубоким баритоном. — Да Вы что, Николай Александрович, только через мой труп. Реформатор на реформаторе, кошмар Вашего покойного батюшки. Побойтесь Бога, они и Вас и Россию в гроб загонят.

— Боюсь, уважаемый Константин Петрович, что в гроб меня гораздо скорее загонит Ваш консерватизм, страна меняется, а модель государственного управления нет. Про свой двор я вообще молчу. Вчера я впервые разглядел скорохода. Настоящий попугай — костюм разноцветный, фалды ливреи короткие, а на голове шлем со страусовыми перьями трёх цветов. Просто Маленький Мук из арабской сказки. Тысяча и одна ночь, воплотившаяся в реальность. Хорошо хоть палача штатного Вы нам в штат не включили, он был бы вполне уместен при нашем дворе в своём красном бархатном колпаке с прорезями для глаз.