Я упоминаю здесь «Белую розу», потому что она помогает лучше понять Геббельса и его роль в Третьем рейхе. Словно Софи и те, кто так отчаянно рисковал жизнью, были одними из немногих, кто осознал, что вся нацистская идеология – это гигантская выдумка, и кто-то должен был разбудить немецкий народ от этого кошмара, указав пальцем на Гитлера и его окружение, крича, что, ради бога, нужно остановить весь этот ужас [34] .

По сути, эти две жизни, существовавшие одновременно – Геббельс, использующий весь государственный аппарат в высшем стремлении сохранить иллюзию, которая продолжала отправлять его соотечественников на смерть, и Софи с ее листовками, провозглашавшая, что все это – позорная ложь, направленная против человечества, – прекрасно иллюстрируют жизненную цель нацистского лидера и его успех, достигнутый для Гитлера и нацизма. В конечном итоге этот успех заключался в том, что Геббельс создал грандиозный спектакль, где зрители чувствовали себя счастливыми и ободренными после тягот Версальского мира, вдобавок им пообещали, что они станут хозяевами мира.

Это счастье включало в себя принятие «полного пакета» нацизма без особых внутренних конфликтов: евреи как главный враг немецкого народа (вместе с коммунистами), Гитлер как мессия новой религии, арийская раса как единственная имеющая право править миром по сценарию, написанному словно для кино, и война как необходимый инструмент для того, чтобы Третий рейх мог возглавить цивилизацию на следующие тысячу лет. Лишь немногие, такие как Софи, смогли подняться и забросать тухлыми яйцами экран, перед которым зрители находились в гипнотическом состоянии.

В сознании Йозефа Геббельса

До сих пор ведутся споры, был ли Геббельс создателем современной массовой пропаганды, а также о степени ее эффективности. Безусловно, Орсон Уэллс уже в 1938 году продемонстрировал, что с умелым и манипулятивным использованием самого мощного на тот момент средства коммуникации – радио – можно было мобилизовать массы, внушив им фантастические идеи вроде того, что Земля подвергается вторжению марсиан. Однако Геббельс вывел массовую коммуникацию на совершенно новый уровень, создав единый и гегемонический дискурс, который действовал как Большой Брат из романа Джорджа Оруэлла «1984».

Только нацизм оказался в исторически благоприятных условиях, чтобы использовать весь потенциал радио (через массовое производство и распространение дешевых приемников) и кинематографа. Эйзенштейн внес свой вклад в создание мифологии Русской революции с помощью кино, но его немые фильмы демонстрировались в огромной стране и их эффект едва ли мог быть значительным. Геббельс же находился во главе управления сознанием нации, живущей в государстве более умеренных размеров, современном и почти полностью охваченном радио и кинематографом, которые в те годы достигли значительного технологического и индустриального развития. Таким образом, у Геббельса были все необходимые инструменты, чтобы «продать» свой фильм нации, оказавшейся «в плену».

Именно это состояние пленения аудитории пропаганды некоторые историки приводят в качестве аргумента, умаляющего заслуги доктора филологии: «Ну, так любой смог бы!» – утверждают они. И да, с точки зрения креативности, Уэллс в 1938 году добился гораздо большего. Но это не отменяет того факта, что Геббельс использовал все свои огромные преимущества с поразительной эффективностью. Не будем забывать, что наш герой – человек высокообразованный. По сути, он был единственным среди высшей нацистской элиты – Гитлера, Бормана, Гиммлера и Геринга, – обладающим такой культурной подготовкой. Только он мог создать тот фантастический и параноидальный нарратив, который лег в основу нацистского режима и способствовал тому, что Германия продолжала сражаться и отправлять евреев в газовые камеры до последней минуты.

При поддержке Вагнера и крепкой команды кинематографистов, радиопрофессионалов и графических художников, а также используя порабощенную прессу, Геббельс создал теллурический и мифический образ прошлого, героический нарратив, который служил успокоительным для тех, кто слышал отдаленное эхо войны, которая «всегда идет хорошо», а трагическая сторона которой показывалась только родным погибших.

Разумеется, начиная с 1943 года ситуация усложнилась. Союзники начали массированные бомбардировки немецких городов, и – в некотором роде поэтическая справедливость – среди бомб с неба падали листовки «Белой розы», доставленные Сопротивлением. Однако Геббельс всегда делал ставку на повышение. В отличие от тучного фельдмаршала Геринга, у него не было жизни вне нацистской партии. Когда он решил стать глашатаем Гитлера, его жизнь не имела никаких стимулов. Низкорослый, хромой, отвергнутый газетами, когда еще пытался быть писателем, он нашел в компании ефрейтора, ставшего мессией, мощную причину, чтобы бороться и стать значимой личностью.

Да, оказавшись у власти, он наслаждался привилегиями своего положения – роскошной жизнью и многочисленными актрисами, жаждущими успеха и неспособными отказать ему в своих услугах. Но это было далеко от того гедонизма, в котором купался фельдмаршал, нашедший в своей нацистской принадлежности средства для великолепной жизни среди украденных произведений искусства, сытной еды и женщин; морфий подкрепил страсть к жизни, которую он начал испытывать, став асом авиации в Первой мировой войне.

Это объясняет, почему в последние дни существования нацистского режима, когда уже не было другого выхода, кроме как спасать собственную жизнь, Геббельс оказался единственным из высокопоставленных нацистов, кто остался с Гитлером. Он создал фантастический нарратив Третьего рейха, рассчитанного на тысячу лет, и полностью в него верил. Лучшая интерпретация личности Геббельса заключается в том, чтобы рассматривать его как самого преданного члена секты – культа, который он сам решительно помогал создать вокруг Гитлера. В строительстве этого убийственного мифа ему оказала значительную поддержку его жена Магда, ведь, несмотря на все проблемы в их браке, так называемая первая леди рейха также оставалась верной последовательницей гитлеровской секты.

В этом контексте следует понимать трагедию, связанную с убийством ее шести детей. Сама Магда ясно и просто объяснила это в письме, отправленном своему старшему сыну (от первого брака), который в тот момент находился на фронте, за несколько часов до их самоубийства с мужем и уничтожения их детей: «Мы не хотим жить в мире без Гитлера», и они не хотели такого будущего для своих детей. В отличие от других случаев семейных убийств, где один из родителей убивает детей из мести или злобы, этот ужасающий случай служит крайним примером так называемого альтруистического, или расширенного, самоубийства: они убивают из любви, чтобы дети не страдали в мире, когда родителей уже не будет [35] .