Марлоу, приблизившись к концу своего долгого пути по реке к поселению, где находился Курц, был поражен украшениями в виде бесчисленных пик, окружающих пристань, пока не понял, что эти украшения – человеческие головы, насаженные на верхушки деревьев. Черепа улыбались ему зловещими гримасами ужаса. Он достиг ада. И это именно то, что создала Ильза, многократно усиливая страдания, уже присущие лагерям смерти.

Чтобы понять Ильзу, нужно осознать три вещи. Во-первых, в Бухенвальде она обнаружила, что сексуальность может иметь другое измерение. Измены были лишь способом продолжать заниматься сексом в обход мужа, но когда новизна прошла, все стало повторением одного и того же. Это другое измерение – садизм, где секс может появляться лишь как средство для достижения удовольствия через полный контроль над другим. Читатель уже знаком с тем, что она сделала, не стоит углубляться, но есть аспект, который я хотел бы выделить.

Есть люди, с раннего возраста проявляющие садистские наклонности через жестокое обращение с животными или интенсивное издевательство над другими детьми (например, связывая их или неоднократно запугивая), но, по имеющимся данным, это не касается Ильзы, которая, насколько нам известно, имела вполне обычное прошлое [30] . Моя гипотеза заключается в том, что этот садизм смог проявиться только благодаря уникальным обстоятельствам, которые были идеальны для этого: обладание абсолютной властью (муж не был помехой, напротив, помогал ей) в месте, где пытки и убийства составляли часть системы.

Я убежден, что без этого специфического места и времени – лагерей уничтожения при режиме истребления – Ильза Кох оставалась бы в пределах своей второй ключевой черты личности: манипуляции или макиавеллизма. С юных лет Ильза не делает ничего иного, кроме как хитрит, лжет и притворяется. Для нее нацистская идеология – лишь лестница к осуществлению амбиций. Ей было бы все равно, какой расы или национальности заключенные. Как только они оказывались за решеткой и лишались всех прав, для Ильзы моральное отчуждение происходило мгновенно. Мы знаем, что такая дегуманизация была распространенным психологическим механизмом среди палачей и геноцидников [31] , но в ее случае объективация человека не основывалась на традиционной нацистской рационализации, что узники – это враги немецкого народа. Ее действия объясняются абсолютным отсутствием эмпатии к тем, кто оказывался в ее власти. Доказательством этому служит тот факт, что она и ее муж без зазрения совести грабили собственный народ.

Следует также обратить внимание на ее отношения с детьми, которые практически прекратились, когда она стала Ведьмой Бухенвальда, или на ее отношения с любовниками, которых она использовала лишь для сексуального удовлетворения и возвышения собственного эго. Это приводит нас к третьей составляющей ее личности: психопатии, то есть неспособности устанавливать значимые или по-настоящему человеческие связи с окружающими. Единственный сын, который хотел ее увидеть, Уве, при встрече в тюрьме Айхах только напомнил ей о том, что она уже утратила. Ее будущее в тюрьме – это прежде всего унижение, невыносимая боль для человека, который когда-то обладал властью над огромным концлагерем.

Ее способность к манипуляциям – часть ее макиавеллизма – больше не сможет вывести ее из этой ситуации; ранее это удавалось, когда она каким-то чудом вызвала жалость у высокопоставленного американского офицера, но скандал положил конец ее надежде затеряться в послевоенной анонимности. Садистка, психопатка, макиавеллистка, Ильза Кох обладала абсолютной властью в течение нескольких лет и, сама того не желая, стала завершенным примером моральной деградации, которую нес нацистский режим, полностью разрушающий этические нормы цивилизованного общества. Здесь, повторюсь, нет никакой идеологической отговорки. Ильза воплощает собой ночной кошмар, будто вырванный из фильма Пазолини («Сало, или 120 дней Содома», 1976), типичный продукт «наци-эксплуатации», где похоть и жестокость переплетаются с нацистской символикой, а Ильза, в обтягивающих шортах верхом на лошади, продолжает истязать тех, кто осмелился взглянуть на ее тело. Это китчевая эстетика, поклоняющаяся убийству, высшим выражением которой стала татуированная кожа, добытая путем сдирания с живых мертвецов.

Представляет ли Ильза Кох отклонение от своего пола [32] ? Всегда существует соблазн навесить ярлык на женщин-садисток или убийц как на «недостойных женской природы». Этот стереотип был применен и к ней. Она не была «настоящей женщиной» – она была «зверем», «ведьмой» или «сукой» из Бухенвальда. Много лет спустя мы увидим тот же процесс отрицания «истинной женственности» у Эйлин Уорнос, ошибочно названной «первой серийной убийцей в США». Причина в том, что она убивала как мужчина: пользовалась пистолетом и нападала на незнакомцев в отдаленных местах, где потом и оставляла их тела. (Женщины обычно убивают знакомых людей в домах, используя яды или лекарства, и оставляют тела в закрытых помещениях.)

Разумеется, женщины не делают того, что совершила Ильза. Однако мужчины тоже редко делают то, что совершили их коллеги по управлению концлагерями. Ильза Кох поступала так, потому что, во-первых, женщины, как и мужчины, способны проявить худшие стороны человеческой природы. Эта жестокость в женщине не отменяет ее женственности, так же как садизм или психопатия не лишают мужчину его мужского начала. Таким образом, Ильза не была менее женщиной, чем другие; она была таковой, но в своей самой темной и жестокой версии. Во-вторых, Ильза Кох жила в микрокосме концлагеря внутри политической системы, которая позволяла и поощряла зверства, где она наслаждалась абсолютной властью, поддерживаемой мужем, разделявшим многие ее порочные наклонности, хоть и без ее демонстративности. Итак, Ильза Кох наслаждалась властью, потому что была женщиной, которая не колебалась навязать другим свою волю, подобно Куртцу в романе «Сердце тьмы».

С древнеримских времен и до сегодняшних демократий все политические режимы использовали пропаганду для легитимизации власти или возвеличивания своих лидеров и достижений. Однако немногие из них сумели использовать ее так эффективно, как нацизм: пропаганда стала решающим фактором, благодаря которому Национал-социалистическая немецкая рабочая партия за десятилетие прошла путь от незначительной политической силы до захвата власти в 1933 году. С ее помощью немецкое население поддерживало и как минимум мирилось с антисемитской, расистской и тоталитарной политикой Третьего рейха, а также с его преступлениями и завоевательными кампаниями, которые привели Германию ко Второй мировой войне. Главным архитектором всего этого был Йозеф Геббельс, человек, убежденный в том, что не существует ничего, чего нельзя было бы достичь с помощью пропаганды, понимаемой как чистая манипуляция.