– Господи… – пробормотала Сандра, разглядывая его и не переставая жевать жвачку. – Хорошо вчера погулял, Энди? Налакался до чертиков? – Она протянула руки к Кирсти. – Давайте ее сюда.

Он терпеть не мог, когда она называла его Энди.

– У нее сегодня сеанс терапии?

За расписанием следила Оливия.

– Боюсь, Оливия… ее нет дома…

Он понятия не имел, надолго ли и как он будет справляться без нее.

– …Поэтому не думаю, что мы сможем… боюсь, сегодня не лучший день.

Да и терапия, похоже, не давала никаких результатов, поскольку Кирсти по-прежнему не проявляла желания что-нибудь сообщить.

Сандра склонила голову набок, морщась от визга извивающейся в ее руках Кирсти и криков Адама в коридоре, и глянула за спину Эндрю на беспорядок, оставшийся после вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака, пятна каши на джемпере Эндрю и дыры на его носках.

– Ну и к черту занятие, Энди. Похоже, дела тут идут совсем дерьмово. Дай-ка я зайду и поставлю чай?

У парковочного места, где она оставила машину, красовалась маленькая белая табличка: «мисс Кейт Маккенна». Как же она гордилась в тот день, когда у нее появилось собственное место с именем. Именем, от которого она на время отказалась, позволяя называть себя «миссис Уотерс» или «мама Адама и Кирсти», но потом вернула себе. Едва Кейт открыла дверь машины, как на нее обрушилась оглушающая жара. Всего нескольких шагов до дверей телестудии хватило, чтобы она одурела от жары и почувствовала, как пот пропитывает льняное платье. Потом за спиной закрылись раздвижные двери, и ее волной окутал прохладный воздух. Администратор у стойки, какая-то новая девушка с розовыми волосами, приветствовала ее по имени и неуверенным тоном напомнила о необходимости сообщать о симптомах коронавируса. Аппарат, через который нужно было проходить для измерения температуры, бесполезно пылился, сдвинутый в сторону, а антисептиком почти никто не пользовался. Как быстро все пришло в норму. Кейт поднялась на лифте на свой этаж, и там снова услышала приветствия от курьеров, продюсеров, операторов. Старший из ее продюсеров, Тристан, худосочный парень из Бруклина, помахал ей рукой.

– Думал, ты не придешь.

Накануне она выскочила из студии в истерике, прочитав новость о том, что Конор купил права на книгу. Сегодня она тоже была едва ли в состоянии работать, но кроме карьеры у нее по сути ничего не оставалось, и она не могла себе позволить пропустить передачу.

– Прости. Возникла одна неотложная проблема… Семейная.

Он прекрасно знал о Трикси и ее проблемах, хотя в Америке коллеги не проявляли особого сочувствия, если возникали проблемы со здоровьем или родными, как и со всем прочим, отличавшим человека от робота.

– Не вопрос.

– Что у нас сегодня?

– Домохозяйка из прерий написала книгу о покорности… Новые тенденции в пчеловодстве… Повар учит готовить из подручных продуктов…

В общем, все как обычно. С этим она справится. Это был ее хлеб (причем собственной выпечки и бездрожжевой). То, что в ее жизни снова возник Эндрю и она мельком увидела его лицо на экране компьютера, ровно ничего не значило. Она по-прежнему оставалась успешной ведущей собственного раздела в ток-шоу, выходившем на всю страну. У нее был собственный гример. Она, несомненно, добилась своего. Этого у нее никому не отнять.

– Отлично. Тогда пойду делать лицо.

– Сегодня можно добавить побольше румянца, – дипломатично заметил Тристан.

Кейт покраснела от стыда. Видимо, она выглядела ужасно, миновав уже тот возраст, когда потрясение не оставляет следов на лице. К счастью, на студии работали лучшие гримеры Голливуда.

Через час она уже сидела в свете софитов в студии. Кейт была одной из трех ведущих дневного шоу, что-то вроде периодического интервьюера. Она понятия не имела, по какому принципу распределяются разделы в этом ток-шоу, но подозревала, что руководство надеется на какой-нибудь скандал, который мгновенно разлетится по сети. Ей предстояло беседовать с домохозяйкой, и она предполагала, что это было сделано намеренно. Ей часто выпадали более спорные темы: права женщин, здравоохранение, гендерные роли – в общем, такие, где ее либеральные убеждения могли привести к вспышке. Ей это нравилось – напоминало о том кратком периоде после смерти Эйми, когда ей казалось, что она может что-то изменить, стать серьезным журналистом, поднимающим серьезные проблемы. И Тристану было известно, что она раньше была замужем и что отказалась от традиционного брака с Конором, чтобы зарабатывать самостоятельно и сохранять независимость. Она не хотела больше возвращаться к тем первым дням, когда жила на птичьих правах в его доме, беспомощная и зависимая, и они оба всегда были вольны жить собственной жизнью. Даже если на практике это означало, что он решил снять фильм о ее семье, даже не посоветовавшись с ней.

Когда в студию ввели домохозяйку, ошалевшую от яркого света и лихорадочной суеты в тени, Кейт изобразила улыбку. Когда-то ей говорили, что она хорошо выглядит по телевизору, потому что не умеет держать непроницаемое выражение лица, и весь интернет был полон мемов, изображавших ее Лицо Отдыхающей Стервы. Она была не против. Лучше уж быть успешной стервой, чем добренькой неудачницей. Домохозяйке было лет тридцать, она была одета в мешковатое цветастое платье до середины икр, а волосы, заплетенные в косу, были уложены вокруг головы. Неуверенная, с мечущимся взглядом, она едва не споткнулась, поднимаясь на помост, на котором стояли друг напротив друга два кресла. На столе – ваза с цветами, графин с водой, стакан чая на блюдце для Кейт – элемент ее британского образа, хотя на самом деле она предпочитала кофе, и чем крепче, тем лучше. Американский чай не стоил потраченного на него кипятка.

– Здравствуйте… Люси, верно?

– Да. Даже не верится, что я с вами разговариваю. Я – ваша большая поклонница!

– Спасибо, – она уже давно не обращала внимания, когда ей такое говорили. – Итак, я задам вам несколько вопросов о книге и о вашей жизни. И, надеюсь, вы не станете возражать, если я немного поиграю в адвоката дьявола? Просто для поддержания интереса.

– Конечно! – заморгала она. – Божечки! Ну здесь и жара.

Кейт никогда прежде не встречала человека, который говорил бы «божечки» без тени иронии. Между ними на столе лежала книга с заглавием «Покорись и будь счастлива» и фотографией на обложке, изображавшей женщину, с улыбкой смотревшую снизу вверх на большого и сильного мужчину. Это взбесило Кейт, но она вовсе не планировала того, что произошло потом. Впоследствии она была готова в этом поклясться. Тристан стоял перед ней, а гример наносил последний слой пудры ей на нос. Потом зажегся огонек камеры, а с ним – и ее улыбка.