Сергея Борисыча оттащили к противоположной стене, и над ним уже колдовала Марья Семеновна. Она перетянула ногу жгутом и вколола командиру промедол. Нога выглядела плохо. Чуть ниже колена, голень распухла, посинела и кровоточила из множества укусов. Прапорщик уже поплыл от наркотика или болевого шока, а может и того и другого.

Витя, сожги эту тварь. Она всех наших пацанов сожрала… - глаза его закатились, последние слова он говорил уже шепотом.
– Гранаты туда…

Я заглянул в помещение биореактора. Это было похоже на огромный кусок мяса, который накрыл площадь перед биореактором. Крики из-под него уже утихли, наверное, тварь занялась перевариванием поступившей биомассы. Почувствовав мое приближение, биомасса находящееся рядом с дверью приподнялась, отрастив по краям множество щупалец, а в центре стала формироваться голова с множеством человеческих глаз, которые мутным взглядом Зои Ивановны уставились мне прямо в душу. Не выдержав взгляда, я снял с разгрузки две термобарические гранаты, сорвав с них чеку, метнул черные кругляки под этого монстра. Я не знаю, сколько задержка у этих гранат. Мне показалось, что вечность. Я успел нажать на кнопку закрытия дверей, отскочить в сторону и даже залечь возле стенки, вдруг чего...

Взрывы двух гранат прозвучали почти одновременно и как-то не внушительно, но после этого грохнуло так, что весь бункер подпрыгнул. Слава Богу, что автоматическая дверь выдержала. Правда выгнулась так, что открыть ее без кувалды и лома теперь вряд ли получится. С потолка посыпалась штукатурка. Наверное, детонировали все гранаты, что были на разгрузках бойцов. Зазвенела противопожарная сигнализация, замигав лампочкой пожарной тревоги. После чего, хотя открытого огня нигде не было видно, включилась система пожаротушения. Я оглянулся. Возле двери в реакторный отсек, облокотившись на стену, сидел старший прапорщик, командир нашей группы. А рядом - все, что от нее осталось: Марья Семеновна и ревущая Катя. Ну, и я ничего не умеющий и ничего не знающий, чужой этому миру айтишник. Вот и все наше войско. Я с удивлением осознал, что с момента нападения прошло от силы половину минуты, а как все изменилось. Я затравлено оглянулся, не зная, что делать.

– Вить, ты обещал.
– Голос Борисыча был почти не слышан. Нога его перестала кровоточить, но выглядела синим мертвым куском.

– Что обещал?
– Не понял я.

Большим усилием воли Борисыч открыл глаза.

– Позаботься о Кате. Бери ее и уходи в свой мир. Ты слышал… - он замолчал, собирая силы, - в месте, куда ударил луч - там проход. Уходите… Только окажи мне услугу, Катя не сможет.

– Может можно что-то сделать?

– Что сделать, ты мою ногу видел? Меня покусали. Я не хочу стать частью такого монстра.
– Он посмотрел на перекорёженную дверь.

Я достал пистолет. Нет! Ведь прошло совсем мало времени, и мы жгут сразу наложили. Может можно еще успеть? Я решительно вставил пистолет в кобуру и достал свой длинный, широкий, остро заточенный нож.

Марья Семеновна все поняла и, распахнув сумку, достала еще один жгут. Сноровисто перетянув ногу прапорщику выше другого жгута, кивнула мне и отвела плачущую Катю в сторону.

Я никогда не отрубал ноги живым людям. Как-то нет у меня в этом деле ни навыка, ни сноровки. Но альтернатива - мертвый Борисыч бродящий по пустой лаборатории меня совсем не вдохновляла. Я сжал зубы и со всего маха рубанул чуть выше колена, аккурат между затянутыми жгутами. Несмотря на то, что Катин отец был накачен промедолом, взвыл он так, что заложило уши. Нога отвалилась в одну сторону, а я в другую. Выворачивало меня так… Что там в тот первый раз, после бронетранспортера. По сравнению с этим, тогда меня слегка подташнивало. Успокоился я только минут через пять, когда закончилось все: и утренняя еда, и слезы, и желудочный сок и желчь, и, наверное, силы. Так и сидел я под струями пожаротушения, бледный, облёванный, с кровавым тесаком в руках.

Я с тоской посмотрел на Катиного батю. Марья Семеновна уже аккуратно перевязала результат моего операционного вмешательства и убрала обрубок в сторону, чтобы он не смущал ни дочку, ни меня. Борисыч лежал бледный как смерть, и я даже испугался, что он не дышит.

– Живой, живой, не боись. Я ему еще обезболивающего препарата вколола. Молодец, хорошо рубанул. Ровно, даже чистить не пришлось.

– Это я с перепуга.
– От воспоминаний к горлу снова подкатил комок, но я усилием воли проглотил его обратно.

Рядом с отцом сидела Катя и гладила его по голове. Тут я с ужасом вспомнил про щупальце, вдруг оно подберется к ним и еще кого-то цапнет. Я испугано стал озираться.

Марья Семеновна, правильно поняв мою тревогу, успокоила.

– Я его в контейнер убрала, дома посмотрю, из чего эта штуковина сделана. Нам живая часть от мертвяка еще никогда не попадалась, грех выкидывать такое добро.

Я сомневался, что такая гадость может быть добром, но спорить не стал.

– И что нам теперь делать?

Марья Семеновна даже удивилась.

– Что делать? Что тебе Сергей сказал, то и делать. Тебе командир приказ дал - выполняй. Так что бери Катю и шуруй к своему входу-выходу.
– Она на секунду задумалась.
– Только сначала помоги мне его наверх вытащить.

Легко сказать вытащить. Борисыч был еще тот боров. Даже без ноги. А еще оружие, а еще контейнер с монстром, будь он не ладен. Хорошо, что на складе медицинского оборудования нашлись носилки, и мы втроем, пыхтя и обливаясь потом, подняли командира в гараж, где Марья Семеновна с удобствами устроилась ожидать помощи.

– Берите «буханку». Вы, сначала в лагерь заедете, объясните, где нас искать, а потом, чтобы я вас не видела, а то засветло не успеете. Понял?

– Понял. Только я это… я водить не умею.

Марья Семеновна закатила глаза. Мол, вот как такое чудо занесло сюда на нашу голову? Она что-то прошептала себе под нос. Выругалась, наверное, или обозвала как-нибудь нехорошо.

– Катя умеет.

– Я от папки никуда не пойду.
– Катя категорично стала в протестную позу.

– Давайте быстрее, чем быстрее мы его привезем, тем больше шанса будет на спасение.