Я тоже наклонился над Якимом, нащупал холодный амулет. Он полностью исчерпал свой резерв, а значит, в сахаляра прилетело не меньше пяти пуль. Это тот максимум, который выдерживает магический артефакт. Значит, была автоматная очередь.

Да, Яким не дышал, но я чувствовал биение его жизненной энергии. Она вяло струилась из солнечного сплетения вверх, стараясь добраться до сердца, но с каждым мгновением поток становился скудным. Я прижал обе ладони чуть выше пупка неподвижно лежащего личника и, напрягая последние силы, послал силовой импульс. Мне никогда не быть Целителем, потому что то, что я делал, походило на грубое вмешательство коновала с клещами в работу хирурга. А что оставалось делать? Сидеть и скорбеть? А так хотя бы попробую…

Ладони зажгло, в глазах запрыгали чёрные мушки, взгляд поплыл, но я сцепил зубы, и продолжал посылать эту чёртову энергию, запуская процессы жизнедеятельности. Слабые токи пошли по каналам, разбивая тёмно-коричневые пробки, проталкивая золотисто-жёлтые струи к сердцу, желудку, печени, почкам, разрастаясь как волшебный цветок.

Нет, Яким не вскочил на ноги, но губы его дрогнули, раскрываясь, чтобы глотнуть воздух. Я не заметил, как подбежали санитары в синей униформе, как положили его на носилки и унесли.

— А где Игорь? — спросил я, поднимаясь.

— Здесь я, — Игорь, пошатываясь, появился из темноты, зажимая ладонью левое плечо. — Поймал подарочек.

— Вася! Отведи раненого к медикам! — крикнул я, глядя на подъезжающие полицейские машины. Кажется, сюда половина московской стражи примчалась. — Игорь, а закурить есть?

— Вы же не курите, — без всякого удивления произнёс телохранитель, и сразу же ответил: — В бардачке пачка сигарет лежит.

Я кивнул и побрёл к внедорожнику, принявшему на себя целый град пуль. Сев на переднее пассажирское сиденье, я пошарил рукой в бардачке и вытащил картонную пачку «Дуката». Неумело сунул сигарету в рот, прикурил от зажигалки, втянул в себя горьковато-едкий дым и закашлялся. Руки и ноги предательски дрожали. Казалось, если сейчас ещё раз встану, просто рухну навзничь.

— Никому не двигаться, оружие на землю! — перебивая друг друга, заголосили полицейские. По глазам ударили сине-красные всполохи, сирены прекратили жутко выть, но вокруг меня собралась куча народа в форменной одежде.

— Сударь, медленно встали, развернулись, и руки положили на крышу! — на меня наставили оружие двое стражей.

Я прокашлялся, уронил сигарету под ноги и взглянул на полицейских.

— Я — княжич Мамонов. Свяжитесь с Главой ГСБ Иртеньевым, передайте ему, что на Танцора напали «корсары», — сказал я спокойно и добавил: — И цесаревича не забудьте предупредить.

3

Иртеньев бушевал. В кабинете ощутимо сгустилась атмосфера, какая бывает перед грозой, на металлических предметах то и дело проскальзывали электрические разряды. Два десятка человек, экстренно собранные в одиннадцать часов вечера в главном корпусе ГСБ, потели и лихорадочно рассылали с телефонов сообщения своим подразделениям. Неуклюжая, неповоротливая государственная машина начала со скрипом проворачивать механизм силового воздействия, чтобы через несколько часов полностью запустить процесс розыска и ареста всех причастных к нападению на княжича Мамонова.

— Грош нам цена, как силовому ведомству! — гремел воевода, расхаживая по кабинету, как медведь, покусанный пчёлами. — Не смогли соединить кончики двух преступлений воедино, и вот результат! Какая-то сраная ЧВК, созданная за рубежом, посмела прислать своих наёмников в столицу Империи, провела акцию против рода Гусаровых, а сегодня попыталась устранить одну из ключевых фигур созданного накануне альянса кланов! Вы представляете, как это могло повлиять на политические расклады в стране?! Уже завтра в Москву приехала бы гвардия Мамоновых, и не разбираясь, стала бы крушить всё направо и налево! Хотя, чего это я? Она обязательно здесь появится! Даже не знаю, какие последствия нас ждут!

Офицеры молча слушали риторику своего начальника, понимая, что таким образом Николай Юрьевич выплёскивает злость и досаду на самого себя. Ну, немножко переборщил с магией, наэлектризовав все металлические предметы, так никого же не убило.

— Фрол Алексеевич, — обратился воевода к штаб-офицеру, как всегда выглядевшему безупречно, хотя все знали, что он до сих пор не покидал здание ГСБ, и один из первых примчался на экстренное заседание, — вы можете провести экспресс-допрос задержанных?

— Конечно, могу, — майор Корнилов встал, одёрнул мундир. — Только сразу предупреждаю, что с такими переломами эти ублюдки не выдержат вторую степень допроса. Надо бы их подлатать, а уже потом спрашивать.

— А что, первая степень не подойдёт? — прищурился Иртеньев.

— Для матёрых наёмников это всего лишь детское развлечение. — не моргнув глазом, ответил Корнилов. — Я подозреваю, что у них стоит блок на болевые ощущения.

— Тем не менее мальчишка переломал их так, что они выли, когда им оказывали помощь, — воевода, наконец-то, успокоился и сел. — Штабные целители работают, обещают поднять их через пару дней. Это плохо. У нас нет времени. Мы думали, что после атаки на усадьбу Гусаровых «корсары» просочились через кордоны и ушли на сопредельные территории, а они затаились, ожидая новую жертву. Я подозревал что-то подобное, но эта акция — плевок нам в лицо. Танцор — наш человек, молодой кадет, помогавший нам в Венеции, и мы не имеем права похерить ситуацию.