Еле удержалась, чтобы не фыркнуть. Все деньги, которые папа кидал мне на карточку, так там и лежали. Надо будет, верну все до копейки.

– Я буду общаться с кем хочу и когда хочу, - вставая из-за стола, проговорила. Уперла руки в столешницу и подалась к отцу. Чуть очки не потеряла. Вовремя успела их поправить и вернуть себе грозный вид. – И, если тебе так нравится Виктор, выходи за него замуж сам. А я не собираюсь потакать…

– Иди к себе, - опять закипая, процедил родитель. – Ты плохо понимаешь, о чем я тебе говорю.

– О нет, - хмыкнула, - я все прекрасно понимаю. Ты хочешь за мой счет улучшить свое материальное благополучие, не понимая, что всех денег в мире заработать невозможно.

– В комнату, - отец стукнул рукой по столу. Вздрогнула от громкого глухого звука. – Еще хоть слово скажешь, запру дома до самой встречи. И можешь забыть о своем дурацком КВНе и об этом оборванце.

Прикусила нижнюю губу, чтобы не высказать ему все, что накопилась за столько лет самой настоящей травли. По-другому я высказаться не могла. Они давили на меня, требовали, постоянно в чем-то обвиняли, упрекали. Им не было важно мое мнение, мои желания. От этого становилось так гадко, что…

Не выдержав давления, выбежала из кухни и скрылась у себя в комнате. Быстро переоделась и прошла в прихожую. Мать уже скрылась в своей комнате и, по доносившимся из-за двери возмущенным крикам, не сложно было догадаться, с кем она разговаривала. Жалко ли мне мастера, изуродовавшего мою мать? Ни капельки.

Сунув ноги в ботинки, натянула на себя куртку, схватила сумку и вышла их квартиры. Отец что-то крикнул вслед, но я проигнорировала его слова. Хотела лечь раньше спать? Увы, сегодня я рисковала вообще остаться без сна. Волновало ли меня это? Ни чуть… Мысли были заняты не мечтами о теплой постели. Я не знала, что мне делать дальше. Казалось, с каждым днем отношения внутри семьи накаляются все больше. Злость родители срывали только на мне, не рискуя ссориться между собой.

Выбежав на улицу, быстрым шагов направилась в сторону торгового центра. Закроется он примерно через час. Этого времени мне хватит, чтобы посидеть немного в тепле, с чашкой кофе и обо всем подумать. Разобраться в себе и решить, как быть дальше.

Я шла по широкой дороге, понуро опустив голову и подцепляла мысками ботинок опавшую листву. Сейчас мне было плевать на островки луж, на которые наступала. Машины мчались слева от меня, резко перестраиваясь, сигналя тем, кто не рисковал прибавить газу. Некоторые даже переругивались, опустив стекла на окнах. Водители словно испытывали садистское удовольствие, выкрикивая ругательства.

Я не часто разгуливала по темным улицам. Чаще мчалась в это время по дороге, не превышая допустимую скорость. Сколько за прошедшие пару месяцев нервные водители полоскали и меня, уже и не упомню. Мне хватало отрицательных эмоций дома, чтобы я еще и на посторонних людях зацикливалась.

Добредя до одной из скамеек, которая на первый взгляд была более-менее сухой, присела на нее, облокотилась о спинку и, сунув руки в карманы куртки, нахохлилась. Посижу немного, потом пойду дальше. Телефон завибрировал, а относительную тишину вечера огласил пронзительный голос солистки группы «Evanescence».

– «Don't cry to meIf you loved meYou would be here with meYou want meCome find meMake up your mind…»

Если бы кто-нибудь из группы озаботился тем, как переводится припев, что стоял у меня на звонке, точно бы посмеялся. Впрочем, мне до мнения одногруппников не было никакого дела. Исключение составляли всего пара человек.

Достав телефон из сумки, посмотрела на экран и поморщилась. Рано они спохватились. Не могли дать мне несколько часов на размышления? Разговаривать ни с кем не хотелось, поэтому на звонок отвечать не стала. Сбросила вызов и продолжила гипнотизировать забор, что находился с противоположной стороны дороги. Чуть левее стояла точно такая же скамейка, на которой сидела парочка. Они в открытую целовались, не смущаясь редких прохожих, которые недовольно на них посматривали. Особое недовольство выказывали пожилые женщины. Одна не выдержала и стала упрекать их в невоспитанности и развязном поведении. Якобы в ее время такого не было. Никто в открытую не целовался и даже за ручку некоторые стеснялись ходить.

Кому какое дело, спрашивается? Что такого в том, что два любящих друг друга человека хотят быть ближе и, вместо того чтобы прятаться по углам, не стесняются сказать о своих чувствах? Они же здесь непотребствами не занимаются, в самом деле.

Как бы громко не ворчала пожилая женщина, на ее слова никто не отреагировал, и она, сплюнув на асфальт, пошла дальше, бормоча себе что-то под нос. Вслушиваться не стала. Опустила голову, полностью переключая внимание на свои ботинки. Хм… а холодно. Если просижу так еще минут десять, примерзну намертво. Осень в этом году была особенно лютой и непредсказуемой.

Встав, пошла дальше. Фонари тускло освещали дорогу. Ветер свистел, играл листвой и трепал волосы проходящих мимо меня модниц, которые не захотели даже капюшоны на головы натянуть, по-видимому, боясь испортить прически. Будто от них там что-нибудь осталось, при таком ветродуе.

Обойдя торговый центр по кругу, медленно побрела обратно. Остановилась на пешеходном переходе, пропуская недорогую иномарку, но она, вот странность, не торопилась проезжать. Хотела было ее уже обойти, когда водительская дверь распахнулась и из салона выбрался вечно веселый и неунывающий Тимофей.