Шрифт:
Информации было очень много – всё же семья была очень богатой и знаменитой. Но сильнее всего её поразила статья:
«Страшная авария унесла жизни дочери и зятя знаменитого телеведущего Игоря Бесонова. с родителями находилась их дочь. Тела всех трёх страшно покорёжены и обезображены. Эксперты и родные с большим трудом смогли установить личности. Все трое были извлечены из груды металла и преданы захоронению на родовом кладбище в поселке Белое. Глава поселения Грег Григорьев дал интервью и выразил свои соболезнования по поводу трагедии семье Бесоновых. Двое несовершеннолетних детей, оставшихся без родителей, взяты в семью деда и воспитываются наравне с его сыном Артуром».
Долго, очень долго Фима всё читала и смотрела, пока не пришла к окончательному выводу: тот странный мужчина, Люц, он ей соврал. И те последние слова отца…
Девушка зашла на страницу к деду и набрала видеовызов.
Заблокировано. Тогда она стала звонить с простого телефона – код и номер она знала. И здесь стоял блок. Она писала и звонила всем, кому только могла, даже Григорьевым. Но везде её ждала неудача.
«Какой-то заколдованный круг получается» - пробормотала как в бреду девушка и пошатываясь, поднялась на ноги.
В личных покоях настоятеля была и ванная с туалетом, туда она и направилась. Захотелось просто умыть лицо и хоть немного прийти в себя и привести мысли в порядок.
Только та картина, что предстала её глазам в ванной комнате лишила её последней опоры под ногами и она просто кулем рухнула на пол.
– Кто же ты на самом деле, отец Иосиф?! – выдохнула в ужасе, уставившись во все глаза на стены комнаты, - кому же в этом мире теперь верить?!
Комната завращалась перед глазами и всё поплыло. Вся недолгая жизнь в одно мгновение пронеслась перед глазами Фимы.
А потом…потом и вовсе странные мысли пришли в голову. И откуда ни возьмись рядом оказалось лезвие…
«Как же хорошо, вот так лежать и понимать, что эта жалкая жизнь вытекает из тебя. Зачем жить, когда все вокруг предают и обманывают, а родным и близким до тебя нет никакого дела?» - подумала девушка, теряя сознание вместе с последними остатками крови.
Глава 4 Фима
Фиме так сладко спалось, как это бывало раньше – ещё когда живы были родители, что она совсем не хотела прогонять дрёму и открывать глаза. Ещё бы этот противный писк не действовал на нервы!
А ещё голоса…два голоса: один женский, неизвестный и мужской, смутно знакомый. Девушка прислушалась:
– А я говорю тебе ещё раз: не лезь! Я всё сделала правильно. На этот раз с ней точно всё будет хорошо!
– Ага, знаю я ваше «хорошо», - недовольно хмыкнули мужским голосом, - помню я твою сноху после вашего с Дмитрием вмешательства! Она такая наглая тогда стала, что даже я в шоке был.
– Ну пережил же, Люц, а?! – беззлобно, но с подковыркой ответил женский голос.
– Ладно, забыли, Варь. Что-то наша девочка долго просыпается.
– Да проснулась она уже. Просто глаза открывать не хочет, лежит и нас с тобой слушает. Я права, Фима?
Фима от неожиданности вздрогнула. Но поняв, что её спалили, открыла глаза.
– Девочка! Как же сильно ты нас всех напугала! – к ней тут же подлетел Люц и принялся проверять лоб и щёки.
– А ну перестал лапать мою внучку! – донеслось тут же грозное.
Фима перевела удивлённый взгляд и заметила женщину.
– А вы кто?
– спросила вроде бы обычно и громко, а получилось чуть слышно.
– Так сама же слышала уже – бабушка я твоя.
– У меня нет бабушек. Да и родителей тоже. Так что ваши шутки несмешные.
– Вот я же говорил! – тут же не удержался Люц, поглядывая с каким-то превосходством в сторону предполагаемой родственницы Фимы.
– Да твоя я бабушка, твоя. Я твоего отца, Райана мама.
Фима пригляделась к ней повнимательнее: и правда - есть схожесть с папой и немалая.
– А зачем вы тогда мне сказали приют выбрать, бабушка Варвара? Уж лучше бы я тогда с Люцем уехала! – борясь с обидой спросила Фима, узнав ту незнакомку из сна.
Заметила, как эти двое обменялись многозначительными взглядами. А потом решила сесть – лежание в одной позе на спине ей уже надоело.
Получилось, только голова немного закружилась. Только сейчас Фима обратила внимание, что находятся они в больничной палате – одиночной и очень дорогой. Хмыкнула, вспомнив, в каких условиях ей пришлось прожить последние два года своей жизни. А потом перевела взгляд на свои руки и всё вспомнила: страшные шрамы от порезов хоть и были забинтованы, но ясно давали понять, что произошло с ними совсем недавно.