– Деревенские люди рождаются с умением плавать, – подмигивает Андрей Аленке и делает несколько шагов вперед.

Аленка достает из корзинки вареное яйцо, стучит им об ивовые прутья – скорлупа твердая, с первого раза не трескается. Маргарита Федоровна неспешно переворачивается на спину и устраивается на воде, как на широкой кровати.

– А с чего это вы взяли, что я деревенской родилась? Я, уважаемый Андрей Николаевич, родом с таких мест, что и на карте мало кто в ту сторону смотрит. – Маргарита Федоровна выбирается на тот берег, закручивает в узел отяжелевшие волосы и поправляет на груди мокрый бюстгальтер.

Андрей не спрашивает, где находятся такие места. Он все глубже и глубже заходит в воду, торопливо перебирает ногами мягкий ил, на глубине зажмуривается, встает на цыпочки, втягивает носом прохладную воду и наконец шумно выдыхает, добравшись до того берега.

Аленка отворачивается от реки и сразу видит Владика. В черных трусах и выгоревшей отцовской кепке, Владик тащит длинный, свернутый в трубу, ковер. Аленка вскакивает на ноги, поправляет купальник – большеватый, шлейки на плечах затянуты в узел. Других размеров в крупском универмаге не было.

– Ты чего здесь? – Владик кивает на корзинку.

– Пикник, – отвечает Аленка и садится на траву, обхватив коленки руками.

– А-а. – Владик подтаскивает ковер к корзинке, застилает траву желто-бордовыми знаками, похожими на хвосты жар-птицы.

От Владикиного ковра пахнет прохладной пылью, от Аленкиной корзинки – печеным луком.

– Ночью Кубик помер, – говорит вдруг Владик, и Аленка вспоминает про сон.

– А мне книжку из Москвы привезли, – хвастается Аленка и вместе с Владиком подтаскивает ковер ближе к реке.

– Мамке вчера тоже книжка по подписке пришла, «Королева Марго» называется.

– Дашь почитать?

– Дам, – обещает Владик.

Картошку в тот год копали поздно. На замену Кубику из района пригнали нового коня, молодого, к плугу непривычного. Осень в Москве золотилась листьями и стучала каштанами чуть ли не до декабря. Андрей поздравил бабушку Соню и Аленку с праздником революции. Агрономшу Чистякову отпустили в отпуск только на две недели – дефицит кадров. До родной Читы – неделю на поезде. В Москве короткая пересадка.

– Главное, чтобы адрес правильно записала, – говорит дед Шура и важно, по слогам, повторяет свой новый адрес: – улица Казановка, дом номер семь.

В доме номер семь по Казановке дед Шура живет уже почти два года. Раньше дед Шура жил на Барсуковой в примах у бабы Ксаны. Баба Ксана умерла, и деда Шуру из дома на Барсуковой выгнали.

– Алексей говорил – оставайся, – рассказывает дед Шура, – а Татьяна, невестка, ни в какую, он нам никто, говорит! О как.

Дед Шура смотрит на Аленку так, будто только что заметил, что она здесь. Аленка складывает пирамидку из камней. Около дома номер семь на Казановке самые красивые камни. Есть даже драгоценный – с блестящим сколом, который на солнце переливается желтым и фиолетовым.

– Мала ты еще, – говорит дед Шура и качает головой – как будто жалеет, что Аленка мала. Острый белый камушек соскальзывает с круглого серого, и пирамидка превращается в бесформенную горку.

– Юлька такая же была, когда я с Ксаной сошелся. – Дед Шура встает со скамейки, выходит на дорогу. – И сразу: деда да деда. Татьяна ей – какой он тебе деда? А Алексей переносицу трет – боится слово поперек сказать. О как.

Аленка тоже выходит на дорогу – смотрит вместе с дедом Шурой туда, где Казановка сворачивает к центру. Юля позвонила вчера по телефону. У деда Шуры телефона нет, поэтому Юля позвонила агрономше Чистяковой.

– Александр Евсеевич, вас внучка к телефону, – сказала агрономша деду Шуре.

Дед Шура в это время набирал воду в колодце.

– Нет у него никакой внучки, – сказала Петровна, которая тоже пришла за водой. А дед Шура отпустил ведро, и оно с гулким радостным скрипом полетело назад, в колодец. Быстро-быстро крутилась колодезная ручка, но дед Шура – лысый, с большим круглым животом, бежал еще быстрее.

Настоящей внучкой Юля деду Шуре никогда не была. Потому что Алексей, сын бабы Ксаны, никогда не был деду Шуре сыном. Бабушка Соня рассказывала, что когда дед Шура переехал жить к бабе Ксане, Алексей уже жил в городе, был женат на Татьяне, и у них уже была Юля. Юля деда Шуру полюбила сразу, и тот Юлю тоже полюбил. «Деньги ей на свадьбу откладывал», – рассказывала бабушка Соня. Свадьба у Юли была год назад, но дед Шура про нее не знал. После смерти бабы Ксаны Юля в Заречье больше не приезжала.