60 Richtel M. With All Eyes on COVID-19, Drug-Resistant Infections Crept In // New York Times. January 27, 2021.

61 Centers for Disease Control and Prevention. Fungal Diseases and COVID-19.Prestel C. et al. Candida auris Outbreak in a COVID-19 Specialty Care Unit-Florida, July-August 2020 // Morbidity and Mortality Weekly Report 70. January 15, 2021. № 2.Р. 56–57.

62 Centers for Disease Control and Prevention. Tracking Candida auris.подробнее о росте числа внутрибольничных инфекций во время COVID-19 см. на сайте: https://www.cdc.gov/hai/data/portal/covid-impact-hai.html.

63 Том Чиллер, интервью с автором, 15 января 2020 года.

64 Klein K. Valley Fever Could Spread with Climate Change, Study Warns // Valley Public Radio, KVPR. October 1, 2019. https://www.kvpr.org/health/2019-10-01/valley-fever-could-spread-with-climate-change-study-warns#stream/0.

65 Чиллер, интервью.

66 Day One Project. About Us. https://www.dayoneproject.org/about.

67 Lips K.R. Improving Federal Management of Wildlife Movement and Emerging Infectious Disease // Day One Project. October 20, 2020. https://www.dayoneproject.org/ideas/improving-federal-management-of-wildlife-movement-and-emerging-infectious-disease.

Проблема плесени настолько распространена, что в 1998 году с ней столкнулись на российской космической станции «Мир»1. Грибок, облюбовав оконные уплотнители, панели управления и провода, занимался тем же, чем занимаются все грибки на Земле, – разлагал материю. Критически важные системы на борту станции оказались под угрозой выхода из строя. Поскольку грибок, вероятно, жил на станции более десяти лет – столько же, сколько она была обитаема, – некоторые опасались, что высокая космическая радиация может вызвать в нем мутационные процессы. В 2001 году станция была разрушена, и большая ее часть сгорела при входе в атмосферу планеты, а остатки разбросало по южной части Тихого океана. На тот момент это был самый большой космический аппарат, когда-либо падавший на Землю. Спустя годы появились снимки с Международной космической станции, и на них мы увидели то же самое: темные разводы плесени, покрывавшие стену с тремя поручнями для полотенец. Несмотря на воздушные фильтры и постоянную уборку, повторения ситуации на МКС избежать не удалось: стена выглядела как стена любой другой ванной комнаты на планете. Влага в сочетании с температурой окружающей среды на космической станции, которая в среднем колеблется между 21 и 23 °C, создала рай для грибков. Исследование микроорганизмов на станции, опубликованное в 2006 году, выявило десятки видов бактерий и грибков2. Недавно ученые предположили, что плесень может выжить и на внешней поверхности космического корабля3.

Куда бы мы ни отправились, мы живем в облаке микробов, подобно Пиг-пену, герою комикса «Арахис», которого художник нарисовал в окружении множества пылинок. Мы ничем не отличаемся от растений и животных, которые переносят грибки и другие микробы, позволяя им (с нашей помощью) перемещаться на огромные расстояния. А теперь мы перенесли земные микробы за пределы нашей планеты.

Более полувека назад лауреат Нобелевской премии по генетике микроорганизмов Джошуа Ледерберг забеспокоился о том, какие последствиях могут наступить, если микробы будут перемещаться все дальше от дома. В октябре 1957 года он был в Австралии и оттуда наблюдал за тем, как в ночное небо поднимается первый искусственный спутник Земли4. Тогда еще не было научных доказательств наличия или отсутствия жизни где-либо в Солнечной системе, но Ледерберг верил, что она может существовать, и был обеспокоен тем, что мы можем испортить первый контакт. Возможно, наши исследования даже приведут к уничтожению какой-нибудь формы жизни – у него было много причин для беспокойства, ведь на его век пришлись вымирание американских каштанов и другие потрясения. Умирали вязы, а люди страдали от множества болезней, переносимых из одной страны в другую. Через несколько лет после запуска «Спутника-1» Ледерберг представил доклад на первом Международном симпозиуме по космической науке в Ницце. Он предупредил, что «история показывает, как эксплуатация вновь найденных ресурсов обогащает человеческий опыт; столь же часто мы видим огромные потери и ненужные страдания, вызванные бездумным распространением болезней и другими экологическими нарушениями»5. Ледерберг задавался вопросом: если какой-нибудь микроб отправится с Земли на Луну, Марс или еще куда-нибудь и случайно найдет там благоприятные условия без хищников или других экологических ограничений, что удержит его популяцию от взрыва6?

Наши действия или бездействие, считал он, однажды могут отразиться и на научном прогрессе страны. Если бы мы исследовали космос и оставили след земной ДНК в виде микробов, если бы жизнь, основанная на ДНК, существовала, узнали бы мы разницу? И какова наша ответственность? «Не будем ли мы сожалеть о бездумном вторжении в другие системы жизни?»7

Его современник сэр Бернард Ловелл, профессор радиоастрономии Манчестерского университета, тоже задавался вопросом о нашей ответственности перед внеземной жизнью. Ракеты с земными организмами, писал он, могут привести к «моральной катастрофе, потому что человек присвоит себе право вводить собственный загрязненный материал во внеземную среду, где, возможно, идет органическая эволюция»8. Другие ученые высказывали эгоистичные опасения: что, если некоторые новые «местные организмы» однажды принесут нам пользу? Например, помогут открыть новый антибиотик. «Было бы опрометчиво слишком узко предсказывать, каким образом нетронутые поверхности планет, их местные организмы или молекулярные ресурсы могут в конечном счете служить потребностям человека»9, – писал Ледерберг.

В начале 1960-х годов Национальная академия наук США, руководствуясь этими и другими соображениями, обратилась к Международному совету научных союзов с просьбой разработать комплекс мер по защите других планетарных и межпланетных тел. Совет был неправительственной организацией, которая признавала общественную пользу от научного сотрудничества и взаимодействия между различными дисциплинами, несмотря на политические, социальные и экономические различия (сейчас он является частью Международного научного совета). Энди Спрай, ученый из Института SETI и консультант Управления по координации планетарной обороны NASA, говорит, что в середине 1960-х годов, в эпоху холодной войны, «две крупные земные сверхдержавы того времени признали, что хорошей идеей будет не испортить планетарную науку прежде, чем мы ее поймем»10. Для этого было принято решение обеззараживать все космические корабли, собирающиеся отправиться на Луну и еще дальше, настолько, насколько это может сделать человек. С тех пор защита планеты остается руководящим принципом международных межпланетных космических исследований. Прежде чем «Викинги» – посадочные аппараты NASA – отправились к Марсу в 1970-х годах, их очистили от микробов, а затем закалили при температуре более 110 °C.

С самого начала лучшими технологиями, позволяющими убедиться, что космические аппараты действительно обеззаражены, были взятие мазков, выращивание культур и подсчет колоний – все, как столетие назад, при Луи Пастере11. Индикаторной бактерией стала спорообразующая Bacillus subtilis – относительно безвредная бактерия, способная создавать прочные споры. Логика такова: если споры не выживут, то не выживет и все остальное. Культивирование микробов может занять несколько дней, и в нашем быстро меняющемся мире это большой минус, если полагаться на метод столетней давности. Но Спрай утверждает, что все хотят чего-то более быстрого, однако, несмотря на достижения в технологиях ДНК-тестирования, лишь немногие альтернативы имеют такую же чувствительность и специфичность, как культивирование. Спустя полвека после «Викингов» аппарат «Персеверанс» и космический корабль, который должен доставить его на Марс, собирались в чистом помещении. Их прочные детали были закалены при температуре 150 °C, а наиболее чувствительные – стерилизованы при значительных низких температурах или с помощью паров перекиси водорода, после чего все это было подвергнуто тотальной проверке на наличие микробов.

Небольшое количество спор всегда останется, а требуемый уровень чистоты зависит от конкретной миссии. Например, на Марсе есть точки, для которых действуют разные требования, касающиеся чистоты опускающихся аппаратов. Миссии по обнаружению жизни, а также связанные с работами в «особых регионах»12 (места, где наши земные организмы могут размножаться) требуют самых высоких стандартов. Когда в июле 2020 года «Персеверанс» отправлялся на Марс, согласно политике NASA, на весь полезный груз было разрешено использовать 500 тысяч спор, а на сам марсоход – около 41 тысячи13.