В зрачках Яра вспыхнуло пламя – свидетельство его ненависти, и джинн на мгновение прикрыл веки, утихомиривая его.

– Ни у кого из ваших магов не хватило бы силы совладать со мной, но они нашли способ заставить меня самого наложить на себя заклятия… – с горечью сказал он.

Он предостерегающе поднял ладонь, предупреждая вопрос, готовый сорваться с моих губ: «Какой способ? Чем они могли тебя принудить?»

– Когда мы поняли, что силы неравны и надежды на победу над иноземными захватчиками почти не осталось, мы, защитники своих племен, договорились, что и в посмертии продолжим мстить врагам. Однако и наши недоброжелатели идиотами не были – они сделали все, чтобы полностью лишить нас власти. И потому каждый артефакт запечатан еще и магией нашего настоящего имени. От моей силы, которую прежде я ощущал полноводной рекой, остался ручеек. Захватчики хотели сделать из нас идеальных слуг, годных лишь на то, чтобы пресмыкаться перед хозяевами.

– Почему просто не убить? – выдохнула я, потрясенная коварством моих далеких предков.

– И потерять таких славных рабов? – мрачно усмехнулся Яр. – К тому же смерть стала бы слишком легким выходом. Не знаю, кому из ваших магов пришла в голову мысль создать для нас вечную тюрьму, но эта извращенная идея оказалась очень удачной. Лишить свободы и заставить служить – разве не достойная расплата за сотни отнятых жизней?

Он снова коснулся шрамов, провел кончиками пальцев по центральному, самому длинному и широкому.

– Первый удар. Я захлебывался собственной кровью, но все-таки сумел произнести то, что от меня желали услышать: «Я по своей воле отказываюсь от смертного тела и становлюсь бессмертной сущностью». Моей крови и моей магии, которой когда-то подчинялись ураганы, хватило, чтобы воплотить желаемое. Я ощутил ее как бурный поток, подхвативший меня… Она схлынула через миг. Я терял силы. Я становился рабом.

Я схватила себя за горящие щеки. Слушать признания Яра было почти невыносимо.

– Второй удар. Я заклинал себя слушаться хозяина, в чьих руках оказался артефакт… и мечтал умереть, но не мог, потому что уже сделался бессмертным… В то время, как я накладывал на себя заклятия, почтенный мастер Аббас, чьим искусством изготовления украшений восхищались даже недруги, наносил на браслет руны. Он рыдал и старался не смотреть мне в глаза. Однако у него, как и у меня, не было выхода. Каждый удар ножом лишал меня вместе с кровью части силы и все надежнее привязывал к артефакту. Но в заклинания я незаметно вплетал толику собственной воли, оставляя за собой право толковать желания хозяина так, как мне это будет удобно. Ваши маги ничего не поняли.

На лице Яра появилась улыбка настолько жуткая, что я невольно отпрянула.

– В основном они морщились, бледнели и старались не лишиться чувств. Эти мальчишки, которым поручено было удерживать меня на месте, не привыкли к виду крови. Боевая магия убивает быстро и на расстоянии – чистая работа. А тут пришлось замарать руки. Тот, кто орудовал кинжалом, на первый взгляд казался покрепче прочих, но и он сдулся после третьего удара. Занес лезвие и замер. Руки трясутся. Слабак. Я бы довел дело до конца. Я так и хотел сказать: «Бей, стервятник!» Хотел, но наружу из распоротого горла вышел только досадный хрип. А я так надеялся выглядеть несломленным в глазах своих…

Яр прижал костяшки пальцев ко рту – и не договорил.

– Оставался последний штрих. Мастер Аббас готовился нанести на браслет символ бабочки, который навсегда запер бы мою душу в проклятом артефакте. Маг приставил острие кинжала к ребрам над сердцем и спросил, готов ли я. Готов ли? О, еще как. Я мог бы многое поведать ублюдку, рассказать, что достану его и из браслета, стоит лишь ненадолго выпустить меня наружу. Что буду мстить, покуда стоит свет… Но смог лишь кивнуть.

Яр замолчал. И так понятно, чем закончился рассказ. Я порывисто вдохнула – получился то ли вдох, то ли всхлип. Я не плакала, но сердце разрывалось от боли. Оказывается, я давно сидела, вцепившись в браслет, так что руны оставили отпечатки на моей ладони. Я отняла ее и осторожно погладила бабочку по оплавившимся крыльям.

– Хафиз?..

Пожилой джинн понял, о чем я хотела спросить. С печальным смешком он сдвинул воротник, предъявив такие же, как у Яра, побелевшие шрамы.

– Вы сами себя заточили, – потрясенно пробормотала я. – У тебя тоже не было выбора?

– Ну почему же, был, – невесело признался Хафиз. – Смерть или подобие жизни.

Джинн виновато взглянул на Редьярда, который сидел, погрузившись в безрадостные мысли.

– Я не такой сильный, как Яр, увы… Я предпочел жизнь. У каждого из нас были свои причины.

Яр бы точно предпочел смерть. Но тогда почему? Как его заставили? Мой джинн отказывался говорить об этом. Он снова занялся хлебными крошками, на этот раз создавая из них светящихся хрупких мотыльков, которые вились вокруг его головы, образуя хоровод.

Бабочки и светлячки. Играющие котята. Девичьи украшения, которые Яр видел на самом деле и запомнил.

Две испуганные девочки в шатре. Я прижимала их к себе, чувствовала, как вздрагивают плечи. Они были напуганы. Страшно напуганы. Старшая сказала: «Брат нас защитит». Брат?

Яр в это время закрывал шатер от магических пуль. Он справился. Перед моим внутренним взором до сих пор стоит его лицо, когда он открыл полог и сказал: «Я победил. Но поздно». Девочки были только иллюзией, растаявшей, едва Редьярд появился на пороге.

– Твои сестры? – едва слышно спросила я.

Яр вскинул на меня обжигающий взгляд, в котором пылала ненависть, но она тут же утихла, сменившись глубокой грустью. Он повернулся к Хафизу и кивком предложил ему рассказать то, на что у самого Редьярда не хватало душевных сил.