– А чья же, если не своя?

Матрена хитро прищурилась, красивые губы тронула лукавая улыбка.

– Не знаю… – растерянно проговорила Иринушка, – Будто в болоте сидела и из него выпрыгнула. Жаб откуда-то притаскивает – страшных, скользких! И сама по избе скачет, будто жаба. Думаю вот, поди, нечисть в нее вселилась в лесу?

Матрена усмехнулась, достала из кармана сухарик и без стеснения бросила его в рот. А прожевав, спросила:

– Мертвячиной пахнет?

Иринушка задрожала всем телом.

– Нет. Другим пахнет. Болотом…

Матрена хмыкнула, сложила руки на груди.

– Не знаю я, что с твоей девкой приключилось, но если бы в нее и вправду нечисть вселилась, она бы уже вас всех со свету сжила или сама бы издохла.

Иринушка потупилась, не зная, что ответить. Ей было неуютно стоять под пристальным взглядом Матрены, которая будто смотрела прямо в ее душу и видела все, что таится в ее глубинах. Дрожа, она запахнула плотнее шаль на груди и протянула женщине сверток с платком.

– Возьми, Матрена. Это дар тебе от меня. Может, поможешь чем моей доченьке. Я уж вся извелась с ней! – жалобно проговорила она.

Матрена развернула платок, расправила и повертела его в руках, и лицо ее просветлело. Было понятно, что дар пришелся ведьме по душе. Накинув платок на голову, она улыбнулась гораздо приветливее и сказала:

– Ладно, так и быть, бабонька. Веди ко мне свою дочку, посмотрю, что можно с ней сделать! Но чуда не жди. Я не ведьма, а обычная женщина! Заложных покойников к жизни не возвращаю! Это уж точно.

– Спасибо тебе! – пылко воскликнула Иринушка.

– Как хоть звать-то тебя? – с улыбкой спросила Матрена.

– Иринушка я!

Схватив Матренину руку, она несколько раз поцеловала ее от счастья, а потом побежала восвояси. Только по пути домой до Иринушки вдруг дошел смысл последних Матрениных слов. Она остановилась, всплеснула руками и глухо застонала.

– Да как же так? Вдруг Василиса наша и вправду стала заложной покойницей?

Испуганная женщина ничего не сказала мужу ни про ведьму, ни про ее страшные догадки, но сама не спала эту ночь, все подходила к печи и слушала ровное, спокойное дыхание дочери, нюхала ее светлые волосы.

– Дышит? Дышит! Мертвячиной не пахнет. Значит, никакая она не покойница. Живая она. Живая…

***

Утром обезумевшая от волнения Иринушка привела Василису к Матрене. Девочка под пристальным взглядом незнакомой женщины присмирела и испуганно прижалась к матери. Матрена походила вокруг девочки, посмотрела на нее, потом сняла со стены пучок, вынула из него сухую травинку и подожгла. Кухня наполнилась горьким, белесым дымом, Василиса закашлялась и стала хватать ртом воздух. Иринушке тоже стало трудно дышать, грудь словно охватило пламенем – так все внутри зажгло от едкой травы.

– Что ж ты делаешь? Зауморить нас решила? – задыхаясь, прохрипела Иринушка, но Матрена в ответ лишь махнула рукой.

Она несколько раз обошла кухню по кругу, а потом, бросив тлеющую травинку в таз с водой, подошла к Василисе и обхватила ее личико ладонями.

– Успокойся, мамаша. Жива дочка твоя, вон как ей воздухом-то дышать хочется! И нечисти в ней нету, глазоньки светлые, прозрачные, нисколько не помутились.

– Что же тогда с ней творится? Чего она скачет, как жаба озерная? – прокашлявшись, спросила Иринушка.

Пока дым от травы рассеивался, ведьма внимательно всматривалась в лицо девочки, а потом ответила:

– Она у тебя будто околдованная. Будто что-то тянет ее обратно в лес – туда, откуда она пришла.

Матрена помолчала, а потом резко повернулась к Иринушке, глаза ее дико сверкнули.

– А может, она и вовсе не хотела из лесу-то возвращаться?

Иринушка побледнела, схватилась за край кофты и сжала ее, что есть сил. Ей хотелось разрыдаться, но при ведьме было стыдно распускать свои чувства. Помолчав, она тихо сказала, будто не Матрене, а самой себе:

– Всяк человек хочет домой вернуться. Дома ей всяко лучше, чем в лесу!

– Вот уж не знаю! – ответила ведьма и снова хитро взглянула на Иринушку.

Обе женщины замолчали, перевели взгляды на девочку. А той уже не сиделось на месте, она так и норовила вскочить с лавки, но Матрена крепко держала ее за руку.

– А ты, бабонька, от меня ничего не утаиваешь? – спросила Матрена Иринушку. – Слишком уж сильно ты вперед клонишься. Как будто тайну какую тяжелую на сердце носишь.

Иринушка распрямила плечи. Ей и вправду тяжело жилось в последнее время. Тайна, которую она усердно закапывала поглубже в памяти, так и рвалась наружу. Да и мерещилось всякое… Но зачем об этом знать Матрене? Нет уж, она свой секрет не выдаст, а то как еще дойдут слухи до Василия! Что тогда будет? Так подумала Иринушка, а вслух сказала: