Думаю, А. П. Г. прекрасно передал то, что все мы тогда чувствовали. Известие об американском ленд-лизе поддержало нас и помогло взглянуть на ситуацию иными глазами. Ларри ликовал, но не был до конца удовлетворен: он считал, что Соединенные Штаты должны открыто присоединиться к союзникам и вступить в войну. Среди канадских добровольцев было немало граждан США вроде Ларри. У нас в больнице и других службах также работали волонтеры из Америки – медсестры, пожарные, спасатели.

Да, все мы были веселы и полны надежд! Тяжелая мрачная зима осталась позади. С каждым днем солнце светило чуть ярче и жизнь казалась чуть светлее. Находясь в таком приподнятом настроении, мы решили устроить праздник в пасхальное воскресенье и позвать друзей. С тех пор как мы с Ричардом поженились, это была первая большая вечеринка в нашем доме. Прием удался на славу, он сильно отличался от той памятной вечеринки в июне прошлого года, когда мы узнали об окончательном разгроме Франции. На каникулы в Лондон приехало много школьников. Я пригласила кое-кого из сверстников Карлы и Бобби, чтобы составить девочкам компанию. Ларри привел с собой нескольких сослуживцев, в том числе шафера Сесила. Пришли многие коллеги Ричарда из министерства, а также мои знакомые из больницы и диспетчерской службы, семья Фицджеральдов в полном составе, Аста и Дженни, Кумари и доктор Пеннелл и, к моей великой радости, Марианна Дюкруа, которая воспрянула духом, радуясь успешному продвижению французских войск в Ливии. Мы чудесно провели время! Мне это показалось добрым знаком. К тому же я была счастлива, ожидая ребенка. Вся моя семья, особенно мама, тоже была в восторге и уже начала присылать мне крошечные вещички для будущего малыша.

Карла и Бобби угостили Вики хересом. Такса вылакала целый бокал. Ей так понравилось, что девочки налили еще. Прежде чем я успела вмешаться, Вики прикончила и второй. Бедная Мисс Гитлер совершенно опьянела, лапы не держали ее, она с глуповатым видом каталась по полу. Само собой, позже наступило похмелье. С тех пор Вики смотреть не могла на спиртное и решительно отворачивалась, если кто-нибудь из гостей подносил ей стакан. Утром в понедельник я проводила Карлу на вокзал. Девочка не хотела уезжать. Она была ласковым ребенком и горько плакала, расставаясь со мной. Но одна из школьных подруг пригласила Карлу погостить у нее остаток каникул, и я понимала – для девочки будет лучше научиться общаться с людьми и как можно быстрее стать самостоятельной. Однако я пообещала, что к следующим праздникам, когда мы переедем на Тайт-стрит, в новом доме для нее всегда найдется свободная комната. Во вторник позвонила моя сестра и сказала, что завтра Бобби должна вернуться домой. Племянница умоляла мать позволить ей еще пожить в Челси, но та была непреклонна. Позже сестра призналась, что у нее было острое предчувствие беды и поэтому она настояла на немедленном возвращении дочери. В тот вечер мы втроем играли в гостиной – перекидывали друг другу мячик, а Вики с задорным лаем носилась между нами. Зеленый Кот, которого я недавно, поддавшись уговорам домашних, сняла с подоконника, восседал на низеньком журнальном столике. Бобби кинула мяч, Ричард потянулся за ним, отклонился назад вместе со стулом, зацепил ногой за столик и опрокинул его. Зеленый Кот упал на ковер. Ковер был толстый и мягкий, статуэтка не разбилась, но одно остроконечное кошачье ухо откололось и разлетелось на несколько частей.

Я расстроилась и подняла ужасный шум. Кот был красив, и я любила его. Однако причина моего расстройства была не только в этом. Наказ маленького китайца прочно засел у меня в голове: пока Хранитель цел, твой дом в безопасности. Ричард извинялся, сожалея о случившемся, но поднятая мною шумиха раздражала его. «Статуэтку можно склеить, так что ничего не будет заметно», – сказал муж и напомнил, что при бомбежках некоторые люди потеряли все свое имущество. Я поставила поврежденного Кота обратно на подоконник – теперь уже не имело значения, где именно он находится.

После отъезда Карлы и Бобби мне стало одиноко, миссис Фрит разделяла мои чувства. Ларри принес голубого плюшевого кролика – для будущего ребенка; он считал, что у меня непременно родится мальчик. Мы посадили кролика на подоконник рядом с раненым Котом, чтобы утешить его. Была среда, 16 апреля, стоял чудесный теплый день, такой теплый, что казалось – весна закончилась, не успев толком начаться, и пришло настоящее лето.

После ланча я отправилась навестить беженцев. Мои подопечные пребывали в волнении: двоих мужчин приняли на рыболовецкое судно, накануне они уехали в Бриксхэм – городок на юго-западном побережье Англии. У оставшихся появилась надежда, что со временем им тоже удастся найти работу, а пока они продолжали копаться на своих крохотных огородиках. На этот раз не поступило ни одной жалобы; как и все мы, беженцы с оптимизмом смотрели в будущее.

Вики все утро пыталась выбраться на улицу к своему другу Пер Гюнту, который сбежал от Асты и теперь сидел перед нашим домом, поглядывая на окна и входную дверь. Весеннее настроение и зов природы не обошли стороной и эту парочку. Вскоре к нам явился полицейский и спросил, не наш ли пес расселся посреди мостовой, мешая движению транспорта. Я объяснила, что объектом его внимания является моя такса. Полицейский прогнал Пер Гюнта. Когда позже мы с Вики вышли на прогулку, то с облегчением обнаружили, что навязчивый кавалер исчез.

В шесть часов вечера того же дня Энн и Сесил вернулись из свадебного путешествия. Кэтлин пришла к нам – вместе дожидаться приезда молодоженов. Специально на такой случай у меня была припасена бутылка шампанского. На Пасху я получила открытку от наших путешественников, Ларри тоже прислали поздравления.

Энн влетела в гостиную, словно порыв весеннего ветра, жизнерадостная и счастливая, и бросилась по очереди обнимать всех нас. Я взяла ее за плечи и на секунду отстранилась: «Ну как ты? Все хорошо?» Энн расплылась в улыбке и снова прильнула ко мне: «Замечательно! Чудесно!» Сияющее лицо молодой женщины говорило само за себя, больше никаких доказательств мне не требовалось. Вскоре Ричард вернулся со службы, и мы выпили за здоровье молодоженов. Они произнесли ответный тост за нашего будущего ребенка. Мы стояли посреди гостиной: Ларри, Сесил, Ричард, все трое высокие и широкоплечие, рядом – Кэтлин, Энн и я, и пили за победу, за Канаду, за Америку, за здоровье нас всех. Затем молодожены отправились наверх – распаковывать чемоданы, – а Кэтлин осталась у нас. Когда я обернулась и взглянула на подругу, то увидела, что по щекам у нее бегут слезы. Она так и не смирилась с мыслью, что Энн вышла за Сесила. Думаю, поначалу Кэтлин отнеслась бы с неприязнью к любому мужчине, который женился бы на ее дочери. Я решила, что со временем это пройдет. Но она продолжала горько плакать, жаловалась на финансовые трудности и беспокоилась о судьбе Пенти. Кэтлин как будто предчувствовала надвигающуюся беду, потому что внезапно спросила, не соглашусь ли я стать опекуном ее младшей дочери. Я колебалась: на моем попечении уже находились Катрин, Франческа и Карла, а теперь и мой собственный ребенок был на подходе. Мне не хотелось взваливать на плечи Ричарда дополнительную ношу, хотя заботиться о моих подопечных я собиралась самостоятельно.

Видя мое замешательство, Кэтлин сказала:

– Хорошо, давай отложим пока этот разговор. Я и так знаю, ты сделаешь для Пенти все возможное, если со мной что-то случится.

– С тобой ничего не случится, – ответила я. – Давай лучше выпьем еще по бокалу шампанского.

Мы обсудили финансовые проблемы Кэтлин и сказали, что сможем помочь ей. Постепенно она успокоилась и собралась возвращаться к себе наверх. Перед уходом Кэтлин тепло обняла меня и поцеловала. Готовить ужин было слишком поздно, и я отправила миссис Фрит домой. Экономка начала было возражать, но я настояла, заявив, что она и так слишком много работает. Ричард предложил поужинать в ресторане. Мы решили навестить мадам Калетту. Оправившись после смерти мужа, итальянка взялась за дело с удвоенной энергией, и ее заведение процветало. Мы прекрасно провели время, болтая с хозяйкой о хорошей погоде, затишье после «Блица», о новостях с фронта и еще о тысяче разных предметов. В ресторан мы пришли засветло, а когда вышли – уже стемнело. Мы неспешно шагали по улице, наслаждаясь теплом и покоем. И тут, к нашему несказанному удивлению, завыли сирены. Сначала эти скорбные звуки слышались в отдалении. Но постепенно вой нарастал, разрывая тишину весенней ночи злобным ревом. Было пять минут десятого.