На восьмой день Саня встретил пару, из-за которой все началось. Обычно Город пустовал, люди не попадались навстречу, он служил чем-то вроде пересадочной станции – из города в город. Реальными здесь были только улицы, дороги и тротуары, а дома – одной лишь видимостью, попасть в них было невозможно. Встречи на улицах Города оставались редкостью, и Саня обрадовался возможности пополнить запас знаний и впечатлений.

Парень с девушкой Саню узнали и заулыбались.

– Значит, пошел-таки за нами? – сказал парень. – Я так и думал. Ну давай знакомиться. Меня зовут Олег, а это Вика. Мы из Питера.

– А я из Николаева. Саней зовут…

– Тебе уже рассказали обо всем?

– Да, только я не все понял. А вы давно знаете о Городе?

Олег с Викой переглянулись.

– Года четыре, а что?

– У меня уйма вопросов возникла… Например, сколько здесь улиц?

– Не знаю, – пожал плечами Олег. – Но Город большой, даже очень большой.

– А что находится за его пределами?

– По-моему, ничего. Понимаешь, как все хитро устроено: Город почти круглый по форме. И окружает его московское Садовое кольцо. Выйти за его пределы уже нельзя: все, что за ним – такая же нереальная штука, как, например, дома. Видеть – видишь, а внутрь не попадешь. Как на стену натыкаешься.

Говорили они на ходу, переходя с одной Садовой на другую. Саня поперхнулся на очередном вопросе, увидев над магазином вывеску, написанную латинским шрифтом. Улица, по которой они шли в этот момент, называлась Ogrodowa.

Видя недоумение спутника, Олег объяснил:

– Не то чехи, не то поляки. У них ведь тоже есть Садовые. Да и не только у них! В той стороне, – он махнул рукой на одну из поперечных улиц, – я на Garden street наткнулся… По-моему, это англичане.

– Занятно тут у вас, – вздохнул Саня.

Потом питерцы ушли, а Саня поспешил домой. День уже клонился к вечеру.

Постепенно он привык к Городу, хотя предутренняя тьма на улицах дальневосточных городов и одновременный закат на европейских еще долго рождали в нем какой-то смутный восторг. И еще он часто вспоминал слова пожилого одессита – первого человека, встреченного им в городе: «Это захватит тебя целиком. Навечно».

Это и правда захватило Саню целиком. Но не навечно.

В один из дней, освободившись, Саня, как всегда, поспешил на Садовую. Людей сегодня на улицах было почему-то больше обычного, и он с неудовольствием подумал, что придется выжидать у входа, пока никого не окажется вблизи и в Город можно будет проникнуть незаметно.

Еще издали он увидел, что прямо у входа в Город двое мужчин в грязных спецовках возятся на приставной лестнице, что-то там делая.

Саня подошел поближе.

Они прилаживали к дому табличку со словами «ул. Агве Котоко, 7».

Саня остолбенел.

– Что это? – недоуменно спросил он. – Какой еще Котоко? Это же Садовая!

Один из рабочих ухмыльнулся:

– Была Садовая! Переименовали, значить! Теперь этого самого Котоко улица.

– Зачем переименовали? – разозлился Саня. – Кто он, этот Котоко? Так нельзя! Это Садовая!

Рабочий назидательно поднял палец:

– Раз переименовали – значить, надо! Ишь ты – зачем! А зачем Набережные Челны два раза переименовывали? Положено, значить!

Рабочие спустились и, взвалив лестницу на плечи, двинулись к следующему дому.

Саня тупо смотрел на новенькую табличку. Улица Агве Котоко, 7.

«Все, – горько подумал он. – Конец всему. Станет в Городе на улицу меньше…»

Он повернулся, чтобы уйти.

«А может, не станет? Может, не в названии дело, а в улице?»

Пытаясь убедить себя, что это по-прежнему Садовая, он торопливо шагнул под табличку, не зная, что его встретит – распахнутый вход или холодный камень стены…

После поворота дорога круто пошла вниз, и машина словно вправду нырнула, под воду погрузилась. То есть море-то исчезло: раньше с шоссе его было видно, оно вздымалось, как дальний склон высокого холма, такое же зеленое и будто в туманной утренней дымке. Тимур даже не сразу понял, что это и есть море… Теперь его скрыли ближние холмы, свечи кипарисов, разлапистые платаны и зеленые волны кустарника, будто сомкнувшиеся над головой. Шум дорожного прибоя: автомобилей разом сделалось мало, но повозки, пешеходы, деревенская живность всякого рода – все это толклось вокруг, подступало вплотную и отнюдь не испытывало потребности вести себя тихо. Временами шофер сердито нажимал на сигнал, но это мало что давало. Их «эмка», маневрируя и притормаживая, пробиралась вперед осторожно, как большая рыба, попавшая в креветочную стаю.

Тимур вздохнул, поймав себя на том, что опять додумывает. Никогда он не видел креветочной стаи. Он и море-то сегодня увидел впервые. Но оно есть, оно близко, и, наверно, через пару часов их ждет здешний пляж.

Какие в «Артеке» пляжи, он тоже не представлял. И сколько времени займет оформление новичков – тоже. Но золотое солнце висит в зените, до вечера неимоверно далеко, может, он вообще никогда не наступит, а…

– Дядя Коля! – жалобно произнесла Женя.

Шофер вопросительно покосился на нее.