Шрифт:
Вид у Мари был болезненный, но она была полна энергии. Стивленд сказал мне, что токсины у нее в крови работают как стимуляторы.
Сделали еще несколько докладов. Фермеры пытаются обиходить посадки, но несколько полей придется полностью обновлять. Охотники заняты на охране стекловаров и не выполняют своих обязанностей, так что поварам придется использовать вяленое мясо или заменители мяса. Ничего приятного. Некоторые из нас задержались, чтобы потренироваться в издавании стекловарских звуков. Ваак! Ции! Чик-а-чик-а уф! Но все были усталые и быстро разошлись по домам.
Я шла по городу – и листья Стивленда шелестели у меня над головой. Растения устают, как и я, а он до сих пор вел переговоры с другими растениями, чтобы они производили оглушающие вещества в более точных дозировках, и те растения, с которыми ему приходилось иметь дело, не всегда были отзывчивыми и сообразительными. Представьте себе растение вроде Сосны!
Итак, стекловары оставались пленниками. Не симбионтами. Не напарниками. Не одомашненными. Ничего похожего на этот самый дружелюбный мутуализм. Нам нужно терпение, терпение. Терпение. Черт, я стану царицей терпеливости.
Ну вот: такова была ситуация на четвертый день операции «Одомашнивание»: теплое весеннее утро, высокие грозовые тучи на горизонте, летучие мыши, распевающие в небе: «Идет дождь!» – на улицах масса народа, начинающего день или заканчивающего ночь. Вдоль по улице шагали несколько ребятишек с хворостом за спиной. Они трещали как стекловары: «кортлкортлкортл». Может, для них это было игрой – но им бы следовало сейчас сидеть в классе и учить таблицу умножения, а ведь когда они отнесут хворост, им придется идти работать на полях, пока их родители будут присматривать за нашими пленными.
Я поспешила к пекарне, чтобы помочь разнести хлеб. По словам Стивленда, один из способов одомашнивания животного – это его кормление: хлеб, рагу, плоды, салаты, супы, чай, жаркое… что найдется.
В пекарне пахло сладким дымом и хлебом – чудесно. Трое пекарей были по локоть в тесте. Все печи работали. В мокрой от пота и липнущей к телу рубашке Най вытаскивал из печи сланцевые поддоны с усыпанным орехами хлебом для стекловаров. Я и не знала, что у него такие мускулы! Ну, наверное, это сказываются подъем поддонов, вымешивание теста, перетаскивание мешков с зерном и мукой. У остальных пекарей тоже оказались сильные руки и плечи, когда я присмотрелась.
– Конечно, пшеница скоро закончится, – сказала одна из них.
Она формировала буханки из куска теста размером с четырехлетнего ребенка.
– У нас и так было маловато пшеницы, – откликнулся старший пекарь, занимающийся чечевичными пирогами.
– Маловато? – переспросила она. – У нас десятимесячный запас… вернее, был до того, как пришлось кормить дополнительные рты.
– Пять дней, одиннадцать мешков муки. Сама посчитай. Если урожая не будет, то муки не хватит.
– И дров тоже, – подхватила женщина. – Нам нужны дрова.
Старший пекарь поднял голову, и его лысый череп покрылся складками из-за выгнувшихся бровей.
– Может, пару помощников. Работать каждый день – это одно, но с восхода до заката? Я для этого слишком стар.
– Подмастерье, – ответила женщина. – Как насчет той Жемчужины? Она достаточно взрослая.
– Жемчужина любит готовить, а не печь, – возразил тот. – Есть разница.
Наконец подал голос Най:
– Работник. Работник-стекловар. Они сообразительные. Они быстрые.
Мы все на него уставились. Он продолжил складывать ореховые батоны в корзину. Они получились безупречные.
– А я думал, ты их не любишь, – удивился старший пекарь.
– Моя любовь значения не имеет. Это то, что нам нужно. Нам надо сделать их нашей частью. Значит, они должны делать то, что мы делаем. Я буду с ними работать, буду их учить, буду с ними есть, буду с ними говорить. Потому что должен.
Все какое-то время молчали, а потом старший пекарь сказал:
– Они уже умеют печь. Они пекут хлеб. Так что смогут быстро освоиться в нашей пекарне.
– Ага, стекловар… – буркнула женщина.
– Ну, это ведь мутуализм, – объяснила я. – Вам нужны дрова и работник, и вы их получите.
Я улыбнулась им всем, и в особенности Наю. Он помог мне наполнить корзину батонами для цариц и детей.
Я прошла через центральные ворота городской стены. Мы держали их наполовину прикрытыми – на всякий случай. Приятно было оказаться снаружи, видеть глазурованную кирпичную стену и радужный бамбук, возносящийся внутри нее, словно в громадном саду, и мне было понятно, почему стекловарам захотелось нас выселить. Город прекрасен.