Мари рядом с ней не шевелится.

Какой-то сирота-работник высыпает угли на сухие листья на хворосте, дует на них – и появляется пламя. Сироты торжествующе кричат и выделяют бензальдегид, пиридин и другие сильно пахнущие вещества.

Пламя разрастается. Я выталкиваю воду из пор, словно росу – ее столько, чтобы она прошла дождем, выиграла минуту… но сироты прикрывают огонь руками и продолжают подкладывать в него растопку. Огонь усиливается, жар растет – и прямо над ним сок в листе закипает, веточка выпускает пар, кора опаляется. Из-за давления пара вода вверх по стволам не идет. Давление нарастает, пока ксилеммы не лопаются и пар наполняет мои ткани, обваривает меня изнутри – и это мучительно. Однако я не разрываю контакт, чтобы наблюдать за событиями и делать то немногое, что мне доступно. Двадцать, тридцать листьев увядают, усыхают и начинают гореть. Однако пока пламя далеко от Мари и Люсиль, которая продолжает дергаться и кричать.

– Прекратите! Мы можем поговорить! Пер-зи кик кик тцее!

Сироты презрительно передразнивают ее.

Мари еще дышит, хотя ее одежда, как и у Люсиль, запятнана влажной кровью. Люсиль дергается в путах – и они тоже влажные.

Сосна добегает до речных ворот, осматривается и, незамеченная, скрывается в тени одной из моих рощ. Она ничего не предпринимает – но она одна. У сирот преимущество. Однако я вижу, как по всему городу из домов выходят бойцы. Спасательная операция начнется скоро, очень скоро.

Бартоломью прибегает с копьем в руке. Темно-синяя ночная рубаха работает как камуфляж. Он крадется по теням к Сосне. Они перешептываются, их слова тонут в криках сирот. Потом их голоса становятся громче.

– Они жгут Стивленда! – говорит он.

– Стивленда много.

– Огонь доберется до Люсиль!

Она молчит, а потом спрашивает:

– Что мы можем сделать?

– Хоть что-то! Отвлекающий маневр?

Мне хотелось бы сказать им, что я замедляю распространение огня, я увлажнил хворост и моя собственная древесина насыщена влагой. Она вскипает и в конце концов горит, но медленно, очень медленно.

Другие бойцы мирян еще в ста метрах, но они спешат изо всех сил. Беатрис уже натянула лук. Петр ломится через сад и уже почти на месте, и основные Видеть-Ты бегут с ним.

Люсиль продолжает молить.

– Слишком поздно, – говорит Сосна, но я-то вижу, что еще не поздно. Сейчас – самое время. Она смотрит на огонь. – Нас убьют.

– Подмога близко, – говорит ей Бартоломью. – Мы можем сражаться.

– Нас убьют.

– Ты ничего не станешь делать?

– А что мы можем сделать?

– Нет! – С этим криком Бартоломью выскакивает из тени. – Стойте! – Он потрясает своим копьем. – Ккак! Ккак!

Сироты бросаются к нему. Беллона выкрикивает приказ, и несколько основных идут в атаку. Беатрис пускает стрелы быстро – но сироты быстрее.

Бартоломью отшатывается. И тут у него из-за спины начинают лететь стрелы. Лучники мирян прибыли. Сироты останавливаются.

– Внимательнее! Люсиль и Мари в огне! – кричит Бартоломью.

Миряне меняют прицел, и стрелы продолжают лететь. Сироты уворачиваются – но отступают. Миряне шагают вперед.

Я выжимаю из ветвей над огнем максимум воды. Она летит каплями и шипит.

– Не беспокойтесь о нас! Остановите их! – кричит Люсиль.

Она освободила от веревок одну руку. Пламя не подошло слишком близко. Они с Мари спасены.

Беллона отдает приказ. Клетчатый бросается к огню и швыряет в него большие стеклянные бутыли. Они разбиваются – и их содержимое выплескивается на женщин. Я узнаю запах ацетона – растворителя, который они взяли из вискозной мастерской. Жидкость вспыхивает, словно водородные семена.

Мои ближайшие глаза сгорают, а дальние видят отчаяние на лице Люсиль за мгновение до того, как ее скрывает стена огня.

Летят еще бутылки. Облако жара и огня поднимается вверх и обжигает мне даже самые верхние листья. Я отсекаю корень, но боль настолько сильна, что перескакивает через разрыв, и мне приходится еще раз рвать этот корень.

Я потерпел поражение. Я видел развитие катастрофы и не смог хоть как-то ее предотвратить. Я был бесполезен. Отчаяние на лице Люсиль закисляет мои корни – тот последний ее образ, который у меня сохранился.

Внезапно вспыхнувший огонь осветил всю сцену, словно застывший разряд молнии. Бойцы-миряне заполнили улицы у речных ворот, превосходя числом стекловаров. Те шмыгают, пытаясь увернуться от стрел.

Огонь получился дымным, женщин не видно. Я чую обуглившуюся плоть – и ветер доносит этот запах до мирян.

– В атаку! – кричит Петр повзрослевшим и полным гнева голосом, и миряне снова идут вперед.

Беллона что-то кричит и выделяет запах – какой-то углеводород. Сироты бросаются к стене, запрыгивают на нее и бегут прочь. Некоторые спрыгивают, как только удаляются от защитников-мирян.