Шрифт:
– Моя мать самоубийца, а отец изменник. Все детство им было на меня плевать, поэтому я выросла такой… слабой. Я всегда ищу в ком-то защиту, а сама могу лишь приносить неприятности и жаловаться на судьбу.
«Это неправда! Неправда! Неправда…»
А затем Клэр услышала тяжелые шаги. Она открыла глаза и увидела, как Хоторн подошел к раскаленным углям и взял в руки кочергу.
«Пожалуйста, не надо».
– Молодец, мышонок. А теперь скажи мне, где растет плакучая ива?
– Я не знаю, – быстро закачала она головой, вжимаясь израненной спиной в стальной стул.
Он опустил кочергу в ведро с углями и повернулся к ней с наигранно недовольным выражением лица.
– У тебя еще одна попытка.
– Я правда не знаю! – Паника разлилась по венам при виде раскаленного металла. Клэр облизала пересохшие губы, бросив взгляд на запертую дверь. – Мы з-знаем только то, что она появилась на месте смерти Кам-м-мельеры и Малаки. Мы даже не думали, что она может до сих пор…
Хоторн прервал ее лепет взмахом руки. Затем вынул кочергу и встал напротив, покачивая ею из стороны в сторону.
– Нашей Богине и королю нужно знать ее местонахождение. Скажи мне, мышонок. Я знаю, что ты не так проста, как кажешься.
Она проходила это, но все равно пыталась оправдаться. Надеялась, что хоть сегодня он поверит ей и сжалится. Потому что Клэр на самом деле ничего не знала о плакучей иве.
Но в глазах Хоторна плясали лишь огоньки безумия.
– Печально, мышонок. Печально…
Клэр до крови закусила губу, пытаясь приготовиться к боли. Но можно быть готовым ко всему, кроме нее.
Раскаленный металл прижался к шее.
Дернувшись, Клэр закричала так, как никогда прежде. Боль была настолько яростной, настолько сильной, словно шею отсекали мечом. Словно тело рвали на куски. Она билась в судорогах на стуле, насмерть вцепившись ногтями в ремни. Нос уловил запах жженой плоти. По оголенной шее начала стекать кровь, пропитывая тонкую кофту.
Он прижал сильнее.
И еще сильнее.
– Хватит! Умоляю тебя, перестать! – рыдала она, задыхаясь от собственных криков. – УМОЛЯЮ! ПЕРЕСТАНЬ!
Хоторн отвел в сторону кочергу и незаинтересованно оглядел обезумевшую от боли Клэр.
– Раз не хочешь отвечать на этот вопрос, давай вместе подумаем над следующим. Где на самом деле расположена Цитадель?
Клэр чувствовала, что жить ей осталось не больше пары дней. Она не слышала его слов, не видела ничего вокруг. Глаза заволокло пеленой, осталась лишь пульсирующая и острая, как заточенный клинок, боль.
– Я ник-когда не была там. – Из носа текла жидкость, смешиваясь с кровью и слезами. – Пож-жалуйст…
– Закрой рот и не выводи меня, тупая тварь! Где находится Цитадель?!
– Я не…
Щеку обожгло пощечиной. По сравнению с болью от раскаленного металла она казалась не такой сильной, но в эту секунду Клэр еще больше начала мечтать о смерти. Лучше быстро умереть, чем каждый день переживать такие пытки.
Внезапно Хоторн вдохнул полной грудью и расправил плечи. Он пару раз хрустнул шеей, после чего проговорил чуть мягче:
– А знаешь, может, ты на самом деле не в курсе…
Клэр понимала, что лучше никак не реагировать, но не смогла сдержать всхлип облегчения. Она начала кивать, умоляющими глазами смотря на ведьмака сквозь пряди слипшихся волос.
Он пристально разглядывал ее лицо, будто что-то обдумывая.
– Пожалуй, нам нужно устроить перерыв. Может, через время ты вспомнишь.
Клэр недоуменно вскинула брови. Раньше он никогда не оставлял ее одну. Всегда издевался и мучал, а когда Клэр не отвечала на его вопросы, возвращал в темницу.
Это было не к добру.
Ничего больше не говоря, Хоторн подошел к столу. Клэр не видела, что он делал, но через пару секунд в помещении раздалась какая-то мелодия. С налетом драматизма, но легкая и… знакомая. Хоторн выкрутил ее на полную громкость.
Она хотела зажать уши, но ремни впились в нежную кожу, оставив Клэр неподвижно сидеть на месте. Щеку слабо покалывало, тело начало обмякать, но Хоторн специально не избил ее до потери сознания.
И сейчас Клэр поняла причину.
Она вспомнила, что эту песню часто слушали родители, когда она была совсем маленькой. Тогда мама и папа держались за руки, дарили друг другу поцелуи, пока Клэр оттирала щеки от муки, и тихо над ней посмеивались.