Шрифт:
Она горестно застонала, расправив потяжелевшие крылья.
– Я похожа на облезлую кошку!
– Будешь знать, как хамить старшим, – довольно проурчала чернокнижница.
Эстелла вытерла ладонью выступившие от смеха слезы и, пытаясь успокоиться, глубоко вдохнула.
– Сколько вам вообще лет?
– А тебе все скажи да покажи. Как видишь, я в самом расцвете сил, девочка моя!
Как бы повстанцы ни пытались выведать у Костяного Черепа хоть что-то о себе, женщина всегда прогоняла их и угрожала натравить на них змей. Но Эстелла помнила тот день на островах Безвременья. Посмотрев на нее, чернокнижница увидела нечто ужасное, заставившее отшатнуться со страхом в белесых глазах. Может, именно из-за Эстеллы она им не доверяет?
А еще Череп сказала, что Эстелле придется погибнуть. А Илаю… сгореть.
Притупленная боль в сердце снова запульсировала.
– Скажешь ты, – послышался знакомый шепот за дверью, что вела в небольшую каморку.
Эстелла вопросительно посмотрела на Аарона, но он лишь пожал плечами. Астра и Костяной Череп прекратили бросаться оскорблениями, обратившись в слух.
– Нет, в последнее время я и так слишком много говорю, – прошипел второй голос. – Ты их лидер? Вот ты и говори…
– А ты главный в Цитадели, Фрэнхольд. А мы где? Правильно, в Цитадели. Поэтому говорить будешь ты…
Дверь распахнулась. Активно размахивая руками и продолжая что-то друг другу доказывать, из каморки вывалились Дагнар и Фрэнк. Только спустя пару мгновений они поняли, что давно не одни.
– О-о-о, да вы сегодня рано, – наигранно удивился Фрэнк, одарив их фирменной улыбкой, которая сражала всех дамочек наповал. – Господи, Аттерес, ты похожа на облезлую кошку… Сиди на месте и не смей доставать меч! Ах, какой сегодня прекрасный день. Чай? Кофе? У меня есть конфеты с ликером. Правда, они из темного шоколада, а истинных ценителей у него немного.
Они вчетвером переглянулись и спросили в один голос:
– Что случилось?
«Видимо, предчувствие снова меня не обмануло».
Фрэнк сразу же замолчал. Откашлявшись, Дагнар как-то нервно поправил повязку на глазу.
– Нам нужно кое-что обсудить. Кажется, мы с Дарроу начинаем понимать, что стоит за действиями Дафны. – Он посмотрел на притихшую Эстеллу. – Это касается Нитей Судьбы.
Глава 6
Пусть ложь сердец прикроют ложью лица
Эстелла даже не переоделась. Она стояла на одном из бастионов Молчаливой Цитадели и смотрела на выжженную землю под ногами. Перед ней простирались сотни пустынных миль, что оставила после себя Война четырех королевств.
Пустота и смерть – вот из чего состоял их мир. Не из любовных романов, что Эстелла читала в лавке, не из душистых цветов в горшочках и не из архитектурных эскизов, которые ее заставляли рисовать отец и мать.
Пустота и смерть.
– Ты так со мной и не поговорила.
Эстелла со всех сил зажмурилась и затрясла головой.
Она прошептала:
– Я не верю.
Сжала кулаки, затем начала расчесывать ногтями запястья, чтобы заменить душевную боль физической.
– Не верю.
Еще сильнее.
– Не верю, не верю, не верю…
Руки тряслись и не слушались, она кое-как смогла оторвать их от покрасневших запястий и обхватить подрагивающие плечи. С ресниц сорвались слезы. Эстелла начала торопливо их стирать, словно от этого зависела ее жизнь. Словно, если на щеках останутся мокрые дорожки, мир увидит, насколько она слаба.
– Эй… – раздался за спиной добрый голос. – Иди сюда, неудачница.
Неудачница.
Не сдержавшись, Эстелла развернулась и бросилась в объятия Фрэнка.
– Я думала… Я думала… – хныкала она, сжимая в кулаках его кофту. – Я думала, что убила тебя… Боги, я думала, твоя смерть на моих руках!
С губ сорвался всхлип, сменившийся надрывным криком. Она кричала и кричала, уткнувшись в грудь Фрэнка, пока он мягко растирал ее спину и гладил по грязным волосам. Пока горло не начало саднить, а колени – подгибаться.
– Я так скучала… Я скучала по тебе и твоему чертовому шоколаду, по твоим придиркам и… Я не могу, Фрэнк. – Эстелла словно умирала изнутри. – Я больше так не могу…
Она стала оседать на каменный пол. Фрэнк молча подхватил ее на руки и отнес к стене. Привалившись к камню, Эстелла подняла голову и постаралась сморгнуть слезы. Но они все катились и катились по щекам, попадали в приоткрытый рот, забивали дыхательные пути. Боль так нещадно разрывала сердце, что с каждым вдохом все сильнее хотелось вырвать его из груди.