— Извините, коллеги, — по-хорошему обнаглел я, — а вас как зовут? Можно узнать?

Крохотная пауза. Пол-секунды.

— Можно, — сказал водитель. — Михаил.

И протянул руку. То же самое сделал второй.

— Виктор, — сказал он.

Так они окончательно признали меня за своего.

— Значит, к Петровичу тебя… — сказал Михаил, разворачиваясь.

— Если можно.

— Да отчего ж нельзя…

И дальше все молча. Болтать ребята не любили, и я сознавал, что сейчас чем меньше говора, тем лучше.

— Мы тебя не совсем у почты, — промолвил, наконец, Михаил. — Вот так пройдешь дворами, тут немного.

— Ясно.

Выйдя, я оценил предусмотрительность парней. Они высадили меня так, что этого практически никто не мог увидеть. Ни с улицы, ни из окон. «Шестерка» рванула по своим делам, а я без труда сориентировался, где почта, прошел в спецотдел.

Петр Петрович был на месте, курил адскую «Астру». В одном лице, что ли, он в своем отделе?.. Моему появлению совсем не удивился:

— Сергеев, никак?

— Он самый, — ответил я не по-военному. Чеканить уставные ответы тоже надо в меру.

— Каким ветром занесло? — старый связист затянулся так, что табак затрещал, а сигаретный уголек рубиново запламенел.

— Да не самым лучшим, — признал я.

— Вон как! Ну, излагай.

И я изложил.

Петр Петрович не выказал ровно никаких чувств.

— Да-а… — произнес он задумчиво. — Лопухнулись, значит, Витька с Мишкой…

— Вы их знаете?

— А то как же! Вот с таких лет, — он показал рукой примерно на метр от пола. — Наши ребята, местные, вот пошли по этой линии… Ну так что же? Надо думать. Надо думать, надо думать… Вот что! Версия такая: мне к вам в часть надо секретную корреспонденцию отвезти. Вот ящик большой видишь?

— Вижу.

Петр Петрович встал. Я тоже. Он нахлобучил на лысину форменную темно-синюю фуражку.

— Будем считать, это она и есть. Корреспонденция. Ну и, стало быть, я тебя случайно встретил… Ты в увольнении?

— Да. Через сорок минут срок кончается.

— Тем лучше. Значит, случайно я тебя встретил и попросил подсобить. В аккурат до командирского кабинета этот сундук донести. Мне-то, куда, старику, этакую дурынду переть, а тебе раз плюнуть… Только звякнем все же сперва.

И он позвонил Романову:

— Евгений Палыч, приветствую…

И расписал ситуацию, ловко обойдя в телефонном разговоре всякую конкретику.

— … сейчас едем, — завершил он разговор и положил трубку. — Ну, айда! Бери ящик.

На заднем дворе почтамта стояли несколько машин разного калибра, среди них тускло-зеленого цвета «Москвич»-2140. Как выяснилось, это был персональный автотранспорт начотдела спецсвязи. Петр Петрович усадил меня на заднее сиденье, конспиративный ящик сунули в багажник.

— Будешь доставать оттуда, — глубокомысленно сказал секретчик, — как бы напоказ. Потащишь в кабинет…

Я кивнул, и мы с ветерком покатили в часть. Уже на подъезде Петр Петрович, одной рукой придерживая руль, другой, чертыхнувшись, достал пропуск, и у самых ворот условно посигналил: длинный — два коротких — длинный.

Ворота, дернувшись, поползли вправо, выглянул дежурный по КПП старослужащий ефрейтор Алахвердиев, с позавчерашнего дня — «дед».

Петр Петрович показал ему пропуск:

— Спецпочта! — и кивнул назад: — Вашего в городе встретил, подвез! Поможет подтащить кое-что…

Ефрейтор кивнул, махнул рукой, ворота загремели дальше. Мы проехали, у самых ворот штаба Петр Петрович тормознул.

Под его энергичным руководством я потащил ящик наверх — мне показалось, что малость старикан переигрывает, но ладно, шут с ним… Втащили к командиру. Тот еле заметно усмехнулся:

— Ну, ставьте вот сюда.

Тут же возник и Богомилов:

— Товарищ полковник, разрешите обратиться! Вызывали?

— Входите все, — Романов плотно закрыл обе двери (вход в его кабинет был оборудован двойной дверью с тамбуром). — Оперативный штаб в сборе! — усмехнулся он. — Я в курсе дела. Юрий Васильич, ты?..

— Еще нет. Что случилось?..

— Сергеев расскажет. Как очевидец.

Я вкратце пересказал главное. Богомилов аж присвистнул и запоздало спохватился:

— Извините… Да, дела! Послушайте, но ведь выходит, план-то сработал! Расчет был верный!

— А дьявол кроется в деталях, — хмуро сказал я.

Черт возьми, бедная Наташа! Что она сейчас переживает?! Мне стало так жаль ее, аж сердце защемило. Ну неплохая же баба! Взбалмошная, конечно, и с придурью, зато какой заряд хтонической женской сути!.. Какая живая Венера! Это ж талант — такой быть! Дар Божий.