Абакумов незаметно подмигнул Кэулькуту: дескать, не волнуйся, рассчитаюсь. Кэулькут повеселел. Пока он пил чай (чашек двадцать!) и ел оленье мясо, отец быстро написал письмо Ангелине Ефимовне.

Мы уговаривали Кэулькута отдохнуть, но он отказался наотрез и, едва напившись чаю, уехал. Я нарочно не пошел его провожать, чтобы Абакумов с ним "рассчитался".

Отец был рассержен.

– Видишь, какой добрый дядя!
– сказал он о Кэулькуте.- Та же спекуляция. Сдерет с него мехом за полцены, потом сдаст государству пушнину как свою, за полную стоимость. Он ведь тоже охотник. Дай только время, вернусь на плато, так его пропесочим!

– Тогда Алексей Харитонович останется без сахара, без чая,нерешительно возразил я.

– Теперь не останется!
– уверенно бросил отец.

Когда Абакумов проводил гостя, мы с ним стали устанавливать приемник.

Отец давал советы лежа.

Абакумов заметно приободрился. Он верил, что жизнь его теперь переменится к лучшему. "Дмитрий Николаевич поможет". Но временами на него находили сомнения, и тогда он мрачнел.

Он как мальчишка радовался приемнику. Когда в избе раздался голос диктора: "Говорит Москва, московское время..." - на глазах Абакумова выступили слезы. Давно бы ему приемник достать!..

Мы почти весь вечер слушали радио. Когда я уже лег спать, отец подозвал Абакумова.

– Ты хочешь стать советским человеком, Алексей? Ты доверишься мне? тепло сказал отец, взяв его за руку.

Абакумов вздрогнул и заметно побледнел.

– Вы меня прощаете, Дмитрий Николаевич?

– Я-то готов все забыть,- мягко ответил отец, глядя Абакумову прямо в глаза.- Трудно будет с Женей... Сын Михаила Михайловича... Он здесь, на плато. Понимаешь? Трудно ему будет. Я не уверен, что он захочет тебя понять. Но в юриспруденции, кажется, есть такое понятие, как давность привлечения к уголовной ответственности. Так вот я думаю, что это к тебе применимо. За давностью времени... Через пятнадцать лет, если человек за это время не совершил нового преступления, вообще все погашается.

– Но прошло только десять с половиной!
– в отчаянии воскликнул Абакумов.

– Ничего. Мы возьмем тебя под свою защиту, коллектив полярной станции. Тебе придется завоевывать их доверие, как ты завоевал мое и вот - Коли. У тебя сколько классов образования?

– Всего пять, Дмитрий Николаевич!

– Ты довольно развит.

– Поднаторел в жизни, Дмитрий Николаевич. Читать люблю. Еще в госпитале пристрастился. Там хорошая библиотека была.

– У тебя есть книги?

– Как можно без книг... одному-то? Полный сундук. Набралось за десять лет.

– Покажи!

Я моментально спрыгнул с печки. Абакумов раскрыл большой самодельный сундук. Он оказался битком набит книгами. Одни были приобретены на факториях за песцовые и горностаевые меха; другие - в маленьких лавчонках на колесах в геологоразведочных партиях или таежных селениях; доставлены за те же меха "доброжелателями" вроде Кэулькута, бравшего у него мех за бесценок. Иные книги достались на глухих зимовьях - кто-то прочел и бросил в пути - или по завещанию, как завещал ему Евангелие монах.

Отец с интересом рассматривал книги. Я присел на корточки возле сундука. Мне тоже хотелось выбрать что-нибудь почитать.

Абакумов, добродушно улыбаясь, довольный нашим интересом к его книгам, клал их одну за другой на стол. Так появилась в родственной близости "Страна Муравия" Твардовского, "Воскресение" Толстого, поэмы Пушкина, зачитанный томик записок Шерлока Холмса, "Арифметика" Малинина-Буренина... С десяток книг "Народного университета на дому" конца двадцатых годов, давно ставших библиографической редкостью... "Дон Кихот", "Избранные трагедии" Шекспира. Первый том "Тихого Дона", шестой том "Истории России с древнейших времен" Соловьева, дореволюционного издания, еще с твердым знаком и буквой "ять". Несколько романов Мамина-Сибиряка - приложения к "Ниве", (у бабушки, я видел, хранились такие же). "Спутники" Пановой, "Северные рассказы" Джека Лондона, популярные лекции по астрономии, сельскохозяйственные брошюры и, наконец, к моей великой радости, "Всемирный следопыт" за 1927 год. Я сразу схватил его и полез на печку.

Отец задумчиво просматривал эти читаные-перечитаные в долгие полярные ночи книги. Случайный подбор, как случайна вся жизнь этого непутевого человека.

И я вдруг подумал, что главное в жизни - никогда не идти по воле случая, как бы ни был соблазнителен его зов. Своя цель должна быть, у человека, и эта цель может быть только одна: осуществление заветной мечты. Какая это мечта, уж зависит от самого человека. У хорошего человека и мечта хорошая.

Отец сказал Абакумову:

– Что ж, лучше одну книгу прочесть со вниманием, чем тысячи поверхностно. Важно не сколько, а как!
– и взялся за "Историю России".

Польщенный его словами, Алексей Харитонович сел у приемника и стал слушать концерт из Колонного зала Дома союзов. Я там бывал не раз...

Глава семнадцатая

ЩЕДРЫЙ ДАР

На другой день, только что Абакумов сделал отцу перевязку, услышали мы шум мотора, и вертолет опустился прямо в огороде.

Я выбежал как был, неодевшись, и попал в объятия Ермака, а потом Ангелины Ефимовны и Вали.

– Ты простудишься!
– закричала мне строго тетя Геля. В избе обе женщины начали плакать и обнимать отца.