– Мы думали уже, что вы с Колей погибли!
– сказала Валя со слезами, но тут же начала громко смеяться от радости.

Оказалось, что Ермак, возвращаясь после вынужденной посадки, приземлился на леднике и понял, что мы ушли домой. Когда на плато нас не оказалось, радость за благополучное возвращение Ермака быстро сменилось беспокойством за нашу судьбу. Что они перечувствовали в уютных домах во время пурги, по их словам, "не поддается описанию". Искать было бесполезно в такой кромешной тьме. Кучеринер попыталась успокоить всех, заявив, что Черкасов опытный полярник и несомненно пережидает метель где-нибудь в сугробе в одном спальном мешке с сыном.

В общем, все ужасно волновались, только и разговоров было, как мы переносим эту пургу и где. Гарри Боцманов расстраивался чуть ли не больше всех. Он сказал, что искренне полюбил начальника. "А мальчишка еще лучше! Если такие люди начнут замерзать в снегу, то что это будет!"

Едва приутихла пурга, Кэулькут отпросился у Ангелины Ефимовны "поискать за Ыйдыгой", и, хотя было мало шансов, что мы попадем в ту сторону, она разрешила. Как Кэулькут нас "искал", уже известно. Но это неважно, главное, что он нас нашел, о чем и возвестил торжественно и во всеуслышание на полярной станции.

Выслушав отчет Кучеринер, отец сурово осведомился у Вали, почему она оставила метеовахту.

– Я же почти никогда не отлучаюсь с плато,- досадливо возразила Валя,мне просто захотелось прокатиться на вертолете, а...

– А вахта?
– заорал отец.

– Там за меня Женя. Ангелина Ефимовна предлагала ему - даже просила сопутствовать ей, но он наотрез отказался.

– А-а... Чаю хотите? Алексей Харитонович, напоите же гостей чаем!

Абакумов бросился кипятить чай. Отец лежал на топчане и, видимо, стеснялся своего заросшего лица. Гости сели у постели полукругом, а я стоял в ногах, так как сесть уже было не на что.

– Что же с вами случилось?
– спросила Ангелина Ефимовна.

Отец рассказал коротко. Меня прямо подмывало рассказать самому, и я даже позволил себе несколько раз перебить его и поправить.

– Дайте Коле слово,- попросил Ермак.

Отец махнул рукою, что я счел за знак согласия и тут же рассказал обо всем подробно. А так как Абакумов как раз пошел доить оленей, чтобы угостить желающих парным молоком, то я рассказал и о нем.

– Эт-то страшно!
– с ужасом произнесла Ангелина Ефимовна.

Она всегда произносит с ударением на первом слове: "Эт-то страшно!" А Валя даже побледнела: "Несчастный человек!" Так как Абакумов все не возвращался, то папа рассказал про его жизнь. И Ангелина Ефимовна еще раз, но уже с другим выражением в голосе, сказала: "Э т-т о страшно!"

Вошел Алексей Харитонович, и все стали обсуждать папино падение в расщелину.

– Надо немедля вызвать врача!
– предложила Кучеринер.

– Можно вызвать по радио хирурга из Магадана,- заметил Ермак.

– Ничего не надо,- поспешно возразил отец.- Алексей Харитонович очень удачно выправил мне бедро. Теперь нужен лишь покой, и все пройдет. Придется мне здесь пожить.

– Но как же без врача?
– удивилась Ангелина Ефимовна.

– Свой костоправ есть,- засмеялся отец и переменил разговор: - Вы привезли мне бритву, Ермак? Я просил в письме.

– Вот она...- Пилот передал бритву, мыло, полотенце, белье. Я заметил, что у него отморожена часть щеки,- синее пятнышко величиной с пятак. И вообще Ермак казался каким-то расстроенным. Я почему-то подумал, что, пожалуй, для мужчины он невысокого роста. Валя была выше.

– Почту привез...- сказал пилот и, с сомнением взглянув на Ангелину Ефимовну - та отвернулась,- передал отцу пачку писем, газет и журналов.

Письма были больше деловые, а также от коллег-ученых; одно письмо для меня, от бабушки. Мама совсем не написала нам, наверное, было некогда театр уже забрал ее целиком.

Все-таки она могла бы написать хоть две строчки, что скучает и любит. Наверное, так подумал и папа, потому что по лицу его словно тень прошла.

Его товарищам тоже, кажется, было неловко и обидно за него. Все, наверное, как обычно, получили письма, только ему не было ни от мамы, ни от бабушки. И я вдруг решил непременно написать бабушке про отца, какой он хороший и добрый и что она напрасно была о нем такого плохого мнения.

– Лиле приходится сейчас очень много работать,- заметил отец, должно быть неожиданно для самого себя.- Сколько лет потеряно для искусства! Но эти годы она была поистине настоящей женой географа и путешественника. На "Заре", когда нас затерло льдами, ее мужеством все восхищались.

– Охотно верю,- кротко согласилась профессор Кучеринер.- Лилия Васильевна, без сомнения, способна на любой подвиг, если только есть перед кем демонстрировать этот свой подвиг...

– Вы не любите ее?
– смущенно спросил отец. (Я думал, что он рассердится, а он смутился.)