Мне она показалась самым красивым, что я видел в то утро, и в тот день. А мы после в Третьяковку пошли! И восход я тогда видел… Но нет, Кира красивее. Я почувствовал себя пьяным и счастливым, даже с лёгким головокружением и нетвёрдой походкой (возможно, дело было в бессонной ночи, но я старался не думать… а то от мыслей голова ещё и болеть начинала). Единственные мысли, которым я позволил появиться в голове это: «Женюсь!», возникшей сразу при её виде. Обычная бравада, привычная любому молодому парню, и я пропустил бы её мимо сознания, если бы не маленькое отличие. Обычно вслед за этой мыслью приходит страх. А сейчас — страха не было. И вот уже Это порядком пугало.

В Пушкинском музее я был озабочен тремя вещами: кивать не падая, улыбаться вовремя, и не засыпать моргая. Последнее давалось мне особенно тяжело.

Или мы в Третьяковской галерее всё же были?

А, а ведь спросить точно можно только у Киры, она единственный свидетель, да? Убьёт. Воздержусь, пожалуй. Тем более мне не принципиально, мы и туда и туда потом ещё заглядывали. И, что куда важнее — в более адекватном моём состоянии.

После музея, а то и сразу двух, мы продолжили приобщаться к нашей великой истории и пошли гулять по центру столицы. Одна улица сменялась другой, третьей,… а у меня в голове крутился анекдот про похмельного оленя, подстреленного на водопое охотником, последняя его строчка: «странно, я всё пью и пью, а мне всё хуже и хуже...». Я не пил, равно как и в вечер до, да и в принципе я это дело не приемлю, однако оленя я в тот момент понимал всё лучше и лучше, ведь с каждым шагом я всё быстрее заканчивался как личность.

Больше всего я боялся заблудиться, потеряться в сердце столицы в таком сонном состоянии. Успокаивало то, что я через шаг видел знакомую алую букву М, возвышавшуюся над толпой то тут, то там и напоминавшую: стоит спуститься в подземку и ты не заблудился, ты легко отыщешь путь.

Это же не нынешнее метро, в котором даже с интерактивной схемой, запущенной в телефоне, заблудиться можно на раз-два! Что я и делал уже пару раз. Хорошо хоть я приезжий, а не коренной. Местные даже без счёта «на раз-два» — сразу теряются. «Если видишь человека, что на выходе из метро смотрит на висящую там карту — перед тобой коренной четыреста двенадцатый», верно говорят.

Уж не знаю, какими тропами и маршрутами (я помню лишь много листвы, словно через парки шли), но мы вышли к Пекину, на Маяковской. А оттуда зашли в милый тесный дворик, где у входа в подъезд стоял массивный тёмный памятник паре героев одного известного романа — один в клетчатом пиджаке, а другой… кот. При том котей не сильно уступал «клетчатому» в росте, будучи в высоту больше метра.

Место это казалось максимально обыденным, обычным — ну что для нас расписанный маркерами и прочими «художествами» подъезд — но в то же время уже на лестнице появлялся и лёгкий налёт мистики, какое-то странное ощущение на грани сознания. Я даже проснулся от этого!

И не зря, как оказалось.

Когда мы поднялись в квартиру, собственно, дом-музей этого знаменитого автора, то… столкнулись «нос к носу» с Берлиозом — кажется, так звали этого героя? Тем, что от него удостоили добавить в длинный, вытянутый коридор квартиры.

Кира обо что-то споткнулась, наклонилась рассмотреть и… взвизгнув, запрыгнула мне на шею. А мне (хоть где-то в душе и шевельнулась предательская попытка испугаться того же, чего и она) в целом всё понравилось. Ещё бы не другие экскурсанты — глядишь и поцеловались бы впервые там же… эх, увы.

Ещё меня поразило зеркало. Один вид этой громадины сбил с меня остатки сна. Казалось бы: кусок стекла в два метра высотой, старая деревянная рама… но то ли свет в том помещении такой, то ли сказывается то, Чья это некогда была квартира, а ощущалось оно настоящим порталом. Разум понимал всю бредовость, но отделаться от навязчивого желания пройти сквозь собственное отражение было крайне тяжело! И дело отнюдь не в сонливости: её не было и в помине, атмосфера дома напрочь её разогнала!

Перекусив в кафе в этом доме-музее мы направились дальше по маршруту. Я не претендовал на гида, и близко нет. Я сразу сказал: «ты больше местная — ты и веди». Потом мне рассказали, что для подобного менеджеры даже умное слово придумали: «дилигировать». Что я и сделал, гордый собой, даже не зная таких заумных терминов.

После перекуса мы спустились в метро и я вновь немного потерялся, но всё больше в собственном малость поплывшем разуме. К счастью, Кирины коготки вцепились в мою руку и мне оставалось лишь покорным зомби ковылять следом (ты смотри: года идут, а ничего не меняется!).

Легче мне стало тогда, когда мы выбрались из душной подземки на улицу.

– А это мы где? – не удержался и спросил я.

– На ВДНХ! – с довольной улыбкой сообщила спутница, сиявшая от радости. Видимо, это была её любимая часть маршрута.

Впрочем, мне тоже понравилось. Даже памятник авторства Веры Мухиной вживую меня впечатлил куда больше, чем после всех фотографий и видеосъёмок со всех возможных ракурсов, что я видел прежде. В живую — это совершенно другое.

Ну и стандартная программа: «дружба народов», «каменный цветок», и прочее… А к ним в дополнение и раннее отработанные приёмы из музея, вроде «кивать не падая». Им я овладел в совершенстве! А вот третий всё ещё сбоил. Но я даже фотографировал на телефон не приходя в сознание! Впрочем, последнее я и сейчас умею.