Она уже пригубила, от скуки, присланное Кридмором пиво, когда увидела, что певец двинул в их сторону. Он одолжил у кого-то сетчатую кепочку и натянул ее задом наперед на свои противные, мокрые с виду, явно выбеленные волосы. Он был одет в ковбойскую рубашку цвета «электрик», на которой все еще виднелись горизонтальные, поперек грудной клетки, магазинные складки; белые, в виде жемчужин, пуговицы рубашки были расстегнуты на бледной впалой груди, совсем не похожей цветом на лицо, которое, как решила Шеветта, было загримировано. В каждой руке у певца было что-то вроде томатного сока в высоком бокале со льдом.

— Как оно? — сказал он. — Я тут только что видел эту… Мэри-Элис. Думал, вот принесу старушке чего-нибудь выпить. Я Бьюэлл Кридмор. Вам нравится пиво, дамы?

— Да, спасибо, — сказала Тесса и уставилась в противоположную сторону.

Кридмор, видимо, быстро, так, во всяком случае, показалось Шеветте, пораскинул мозгами и решил, что есть шанс получить благосклонность Шеветты.

— Слышали про нас в городе или там, в Окленде?

— Мы зашли сюда исключительно за копчеными крылышками, — сказала Шеветта, показывая на стоящую перед ней тарелку с куриными костями.

— И как они?

— Нормально, — сказала Шеветта, — мы как раз уходим.

— Уходите? — Кридмор сделал добрый глоток томатного сока. — Дьявол, мы же в десять начнем. Вам надо остаться и послушать. — Шеветта заметила странный налет на краях бокалов, похожий на зеленый песок, и теперь часть «песка» прилипла к верхней губе певца.

— Что ты там делаешь с этими «цезарями» [25] , Бьюэлл? — это был верзила-гитарист. — Ты же мне обещал перед концертом не пить.

— Это для Мэри-Элис, — ответил Кридмор, жестикулируя одним из бокалов, — а это — для прелестной дамы. — Он поставил бокал, из которого отхлебнул, прямо перед Шеветтой.

— Тогда почему у тебя на губах эта чертова чесночная соль? — спросил верзила.

Кридмор оскалился и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Нервы, Рэнди. Важная ночь. Все будет тип-топ…

— Да, Бьюэлл, должно быть. Если я вдруг увижу хотя бы намек на то, что тебя тошнит, для тебя это будет последний со мной концерт. — Гитарист отобрал у Кридмора бокал, осторожно хлебнул, с отвращением сморщился и куда-то пошел, унося с собой выпивку.

— Сукин сын, — констатировал Кридмор.

Именно в этот момент Шеветта увидела Карсона, входящего в бар.

Узнавание — с ее стороны — было мгновенным и стопроцентным. Это не был Карсон, одетый для посещения светских лож, пахнущих ароматерапией, — это был Карсон, экипированный для экспедиции в адские угодья.

Шеветта была вместе с ним, когда он покупал эту «экипировку», из-за чего ей пришлось выслушивать, что куртка сшита из аляскской воловьей шкуры (у аляскских волов, дескать, шкура толще, потому что зимы там холоднее) и является музейного качества воспроизводством оригинала, сшитого в тысяча девятьсот сороковых годах. Джинсы были чуть ли не дороже, и история их была более сложная. Деним для них ткали в Японии — древние американские станки бережно ремонтировались, — а уже, собственно, шили их не где-нибудь, а в Тунисе, по выкройкам группы голландских дизайнеров и историков моды. С подобной чушью Карсон носился как с писаной торбой — со всей этой «абсолютно аутентичной» поддельной чушью, так что, когда Шеветта увидела, как он переступил порог забегаловки, у нее не возникло и тени сомнения, что это он.

А еще, хотя и сама не знала, как, она поняла, что попала в беду. Возможно, подумалось позже, так вышло из-за того, что Карсон не знал, что она здесь, и поэтому был не сильно озабочен выглядеть рубахой-парнем, каким всегда притворялся рядом с ней, когда знал, что она смотрит.

Она смотрела и видела другого человека — очень страшного, очень холодного, озлобленного человека, — смотрела и знала, что это Карсон. Карсон медленно повернулся, чтобы просканировать бар…

Номер, который она исполнила, сильно удивил ее саму. А еще сильнее, наверно, этот номер удивил Кридмора. Верхушка огромной серебряной пряжки вдруг показалась ей удобным поручнем. Она схватилась за нее, потянула вниз, и Кридмор от неожиданности упал на колени, а она обняла его руками за шею и поцеловала взасос, полагаясь на то, что его затылок в перевернутой сетчатой кепочке закроет ее от Карсона.

Радостный энтузиазм Кридмора, к сожалению, примерно соответствовал тому, что она вполне могла ожидать, если бы было время подумать.

Райделл был на полпути назад, пробираясь через хруст и скрежет нижнего уровня, когда зазвонили очки. Он прислонился спиной к ближайшей стене, достал очки из кармана, раскрыл и надел.

— Райделл?

— Я.

— Приятель, это Дариус. Как ты?

— Сносно, — ответил Райделл. Очки почему-то чудили; странно растянутые фрагменты карт Рио неслись сверху вниз в поле его зрения. — Сам-то ты как? — он слышал визг электродрели, а может, электроотвертки — там, где-то в Эл-Эй. — Ты в «Драконе»?

— Да, — сказал Дариус, — у нас тут, похоже, большое строительство.

— Строительство чего?

— Не знаю, — ответил Дариус, — они тут монтируют новый узел, сразу за банкоматом. Где раньше у них продавалось детское питание и всякие там подгузники, помнишь? Парк не желает говорить, что за спешка; наверное, сам не знает. Но чем бы их чертов узел не был, ставят его во всех филиалах… Да, как добрался? И как там этот, как его, Кридмор?

— Думаю, он алкоголик, Дариус.

— Базара нет, — сказал Дариус. — Как новая работа?