Тимыч вошел в раж, нужно было что-то срочно предпринимать, и я уронил чайник. С минуту доморощенный оратор мутными глазами шарил по столу в поисках дежурного стакана, пока к нему не вернулась способность соображать.

– «Ты, Тимыч, все, конечно, правильно обрисовал, – говорю, – природа, экология, кризисы… А вот что с чугунками делать, не сказал».

– «С чугунками? Хм!… – он принялся чесать за ухом, рассматривать свои новые ботинки и бормотать: – Чугунки… чугун… феррум… гемоглобин… белок… жизнь! Все! Срочно – Ученый совет!»

Я и рта раскрыть не успел, как Тимыча след простыл.

Прошел час, или два, вдруг прибегает вечно молодой ученый Шурик Сенцов с выводком лаборантов. «Где, – говорит, – тут у вас феррожизнь обосновалась?»

– «Чугунки что ли? – спрашиваю. – Там, на открытых грядках».

– «Вот, – повернулся Шурик к подчиненным, – яркий пример того, как быстро и точно даются в народе названия неизвестным науке растениям и животным. И нам, ученым, порой очень трудно бывает отделаться от искушения оставить все, как есть, и не ломать голову бессонными ночами над классификацией вновь открытого вида!»

– «А почему нельзя оставить народное название?» – пискнул кто-то.

– «Можно, разумеется, – великодушно разрешил Шурик. – Но что такое название по сравнению с безбрежным, мощным потоком исследований, необходимых для понимания и осмысления нового тем более живого организма! За работу, товарищи!»

Эта ученая банда в полчаса превратила мою тихую оранжерею в филиал своей лаборатории. Они умудрились притащить и рассовать по всем углам не меньше тонны мудреной аппаратуры. Они вытоптали чуть не половину огурцов и кукурницы, заявив на мои протесты, что получили на это варварство личное благословение Тимыча – «ради большего жертвовать малым».

В конце концов, я им надоел, и вечно юный натуралист Шурик Сенцов наябедничал директору. Мне было предложено на выбор: либо я молчу, либо иду в очередной отпуск. Я тут же дал обет молчания, и про меня забыли. Я получил возможность наблюдать редкое явление: процесс научного познания. Вел его Шурик по давней студенческой привычке – методом «тыка».

Плана исследований у него, ясно, не было. Он просто-напросто проверял на чугунках все известные ему способы воздействия: поливал различными кислотами, щелочами и прочими растворителями, жег кислородной горелкой, окунал в жидкий азот, воздействовал всеми доступными видами излучений и полей…

Чугунки стойко сносили пытки: то извивались, принимая самые немыслимые формы, то начинали молниеносно расти, то вдруг в один момент зацвели круглыми ядовито-зелеными без лепестков венчиками, вылезшими из черных шишек. Это событие почему-то вызвало приступ буйного веселья у вечно юного инквизитора, и он тут же полил чугунок какой-то гадостью, от которой венчики исчезли, а шишки захлопнулись с металлическим лязгом. Я даже начал испытывать к чугункам нечто вроде уважения за их необыкновенную выносливость.

Пытка, именуемая научным исследованием, закончилась после того, как чугунки, облитые в очередной раз каким-то густым вонючим киселем, вдруг свернулись все в некую абстрактную фигуру, издалека напомнившую известную комбинацию из трех пальцев руки. Шурик задумчиво рассмотрел ее со всех сторон и распорядился сворачивать аппаратуру, а сам сел на телефон обзванивать начальство. Снова все забегали, засуетились. Кто-то попросил у меня попить воды, и я отдал ему фляжку со своей любимой, родниковой.

Шурик уже выслушивал новые распоряжения Главного Биолога: «Ясно, Тим Тимыч Будет сделано, Тим Тимыч… Разумеется, Тим Тимыч…» И тут случилось третье и последнее невероятное событие за день: у грядок поднялся невообразимый шум, вопли удивления Все бросились на крик, и я тоже не удержался.

На полдороги меня обошел красивым спринтом Сенцов. Он разметал столпившихся подчиненных, и нам открылась странная и жутковатая картина: чугунки один за другим съеживались и беззвучно рассыпались в бурую пыль, а у края грядки стояла испуганная молодая лаборантка с пустой перевернутой фляжкой в руках

Я подумал тогда: все, хана чугункам! Но один уцелел-таки в самом углу питомника. А уж тряслись над ним потом, словно он пришелец какой из другой Галактики. Тимыч, правда, по-свински поступил: вечно юному Шурику премию отвалил, а мне – выговор за срыв плана по огурцам. Но я не обидчивый. Только с тех пор как увижу ограду декоративную из чугунков, так всю эту историю вспоминаю.

Надо мне было их сразу водой-то полить!…