Николай I его терпеть не мог. Считал, что Поццо ди Борго, прозванный на русской службе Карлом Осиповичем, ни черта не знает России, где он провел всего несколько месяцев. Не мог ему простить французской революции 1830 года, будто этот великий сын Корсики лично строил баррикады на улицах Парижа. И отправил его в 1834 году в Великобританию доживать свой век. Странный выбор с учетом того, что в Лондоне сходились основные нити мировых противоречий.

Лучшие дни блестящего дипломата остались позади. У 75-летнего старикана на уме были одни карты. Он играл со своими сотрудниками, не вылезая из здания посольства. В том самом Чешем-хаусе, о котором нам сообщил клерк по приезде.

— Палмерстон может меня промурыжить в приёмной два-три часа, чтоб, в итоге, не сообщить ни слова правды или наврать с три короба, — поведал нам посол при встрече, угостив достойным французским обедом. — Не ждите от меня какой-то помощи. Вы быстрее договоритесь со своими коллегами из Форин офис самостоятельно, чем по моей протекции.

Кудрявцев вздохнул. Он был всерьез обеспокоен не только итогами своей миссии, но и подготовкой визита Цесаревича.

— Графа в самом скором времени сменит Бутаков, — шепнул мне глава русской делегации по секрету.

— Вы играете в карты? — прохрипел граф, горбясь под тяжестью орденов, украшавших его генеральский мундир.

Узнав о нашем равнодушии к азартным играм, Поццо ди Борго потерял к нам интерес. Отпустил сразу после обеда. Мы отправились бродить по улицам Белгравии в надежде на шопинг.

Моя помощь как переводчика оказалась бесценной. Редко где можно было встретить магазин с табличкой в окне — Ici on parle francais"[2]. Вдобавок, лавочники вели себя предсказуемо неприятно. Мигом вычисляя в нас иностранцев, безбожно задирали цены. В одном магазинчике, где Тамара выбрала пару черных шелковых чулок, отлучившийся было хозяин устроил своей жене скандал за то, что она взяла с нас один шиллинг 6 пенсов.

— Три шиллинга, — объявил он нам с порога, не разобравшись, что сделка уже состоялась. Нас провожали крики семейной ссоры и звук оплеух.

— Я устала, — призналась Тамара, когда мы распрощались с дипломатами.

— Последний рывок. Нам нужно добраться до аукционного дома Бонхамс. Пора выполнить обещание, данное Фалилею, и выяснить судьбу древней коптской Библии.

Основанный в 1793 году Томасом Доддом, занимавшимся продажей гравюр, и книжным антикваром Вальтером Бонхамом, аукционный дом козырно разместился в здании в переулке Святого Мартина. Кого только не было на этой улочке! Богемное местечко! Театры, художественные галереи, краснодеревщики и обойщики… Увы, славный дом Чиппендейл уже обанкротился, но и без него хватало на что посмотреть.

— Я нигде не видела, чтобы приличные женщины столь постыдно задирали юбки, демонстрируя свои ножки! — возмутилась Тамара местными нравами и способами пересечения вездесущих луж.

— Что поделать, дорогая! У них нет столь надежных носильщиков!

Мы с Бахадуром аккуратно подхватили жену под локотки и перенесли на чистые ступеньки входа в аукционный дом. Принялись энергично очищать свои сапоги о специальное устройство, стоявшее у двери любого фешенебельного лондонского дома. О тупые скребки, позволявшие избавиться от грязи на подошве, боковинах и носке.

Отряхнув столичный «прах» со своих ног, мы вступили в храм торговли краденым антиквариатом. По крайней мере, так истолковал наше отношение к своему дому его директор. Напрасно я доказывал, что мы всего лишь хотим узнать судьбу проданного лота и данные его хозяина.

— Убирайтесь! — разорялся мистер Бонхам. — Если есть какие-то претензии, обращайтесь в суд. Я веду честный бизнес и берегу репутацию своих клиентов.

Он практически вытолкал нас за порог, проигнорировав страшный оскал Бахадура. Эти антиквары — ушлые ребята: их самим чертом не напугаешь!

— Что будем делать? — спросил я, с тревогой глядя на Фалилея. Эфиоп был совершенно раздавлен.

Алжирец тут же недвусмысленно прожестикулировал: пытки наглого директора, угроза смерти, тайное проникновение, поджег, ножичком по горлу и в колодец…

— Нам только неприятностей с полицией не хватало! — вздохнул я, притормаживая жестокосердного алжирца.

— Давайте попьем кофе! — предложила Тамара, указывая на заведение в верхней оконечности переулка.

Олд Слотерс кафе встретило нас манящими запахами и жаркими криками на грани рукоприкладства посетителей из числа богемы[3]. Потягивая горячий напиток из ямайских зерен, мы гадали, как подступиться к пройдошестому мистеру Бонхаму. Тамара указала на соседний столик, где скучал за бокалом рома унылый клерк.

— Кажется, я видела этого господина в здании аукционного дома с деревянным молотком в руках. Уверена, он там работает и знает французский. Предоставьте дело мне.

Тамара вспорхнула со стула и направилась к окну в свинцовых переплетах, рядом с которым скучал аукционист. Если в свое время ей понадобилось несколько минут, чтобы обаять мадам Ануш Тамамшеву и выклянчить у нее платье, на клерка у нее ушло минут десять. Не знаю и знать не хочу, как у нее получилось, но клерк схватил свой цилиндр, напялил его на длинные сальные волосы и стремительно удалился.