— Лево три румба. Дистанция?

— Две тысячи!

— Сближаемся.

Расстояние неумолимо уменьшается.

— Первый, третий, второй, четвертый — Товсь! Скорость сорок узлов. Глубина шесть метров. Отставить. Восемь метров.

Командир отрывается от окуляров прибора торпедной стрельбы, с его губ срывается удивленно восхищенное:

— Авианосец!

— Откуда? — старший офицер поднимет бинокль. — Действительно. Кто это может быть?

Силуэт в ночи плохо различим. Хорошо видна массивная надстройка, труба по правому борту. Корпус высокий. Копаться в справочниках времени нет. Старший офицер фотографирует корабль, молится, чтоб хоть один кадр из дюжины получился.

— Дистанция шестьсот.

Котельников колдует над аппаратом, задает упреждение, углы отклонения и растворения торпед. Подлодка удачно вышла прямо на цель. Вот, он красавец! Пожар на корабле уже потушен, но порывы ветра срывают с палубы целые облака искр, проемы в ангаре светятся. Видно, команда справилась с бедой. Корабль держит 20 узлов, крена, серьезных повреждений не заметно.

— Эсминец! — истошно орет сигнальщик.

Старший офицер поворачивает и каменеет. Глаза широко открыты. Лицо бледное как мрамор. Прямо на субмарину несется эскортник.

— Пли! — командир сжимает кулак, чувствует, как ногти впиваются в плоть. Только боль помогает ему не поддаться панике.

Патрульная подлодка вздрагивает. Четыре рыбки вырываются из труб и уходят к цели.

— Все вниз! Срочное погружение! — Котельников бросает в люк командоаппарат.

Трое моряков скатываются по трапу, люк с чавканьем прилипает к уплотнению. Щелкают фиксаторы. Насосы гонят воду в цистерны. Захлопываются заслонки, клапана, смолкают трудяги дизеля. Субмарина с дифферентом на нос ныряет под волну. Минута. Другая. Прямо над головами с гулом проходит корабль, поют винты. Успели. П-30 проваливается на спасительную глубину. Дизеля встали. Только тихо шуршат насосы.

Атмосфера на центральном посту наэлектризована, напряжение как тягучая резина, патока. Взгляды прикованы к старшему офицеру.

Удар. Три взрыва сливаются в один гулкий рокот. Старший офицер поднимает секундомер и победно улыбается. В отсеках тишина. Только слышны шорохи с поверхности, треск, стон смертельно раненного зверя. Через полчаса глухо рвутся котлы неизвестного.

На глубине сто двадцать капитан-лейтенант Котельников выжидает час, затем субмарина меняет курс и на самом малом уползает на аккумуляторах. Эскорт проспал, упустил след подводной смерти. Или занят спасательными работами.

В полпятого утра из волн в белой пене выныривает рубка. Распахиваются люки. Подлодка запускает дизеля, над водой растекается сизый солярный выхлоп. Вокруг шелест волн, над головой холодные далекие звезды. Море молчит. Ни следа от недавно разыгравшейся трагедии.

Котельников не знал, что он и его команда сыграли сегодня главную роль в документальном кино. Немецкая U-56 так же шла на огонь в двух милях по правой кормовой раковине. С рубки союзника сняли три взрыва у борта и последние минуты «Беарна», первого и единственного межвоенного авианосца Франции.

Корабль странной судьбы. Весной 40-го он ушел в США с грузом золота в оплату за военные заказы, заодно получать новые палубные самолеты, там задержался до капитуляции Франции. Авианосец интернировали. Так он и стоял у причала под арестом с опечатанными радио, снятыми замками орудий. В октябре «Беарн» конфисковали как выморочное имущество, команду сняли с корабля, на мачте взметнулся звездно-полосатый флаг. Не стоит винить американцев, они готовились к войне.

Этой ночью по пути на Тринидад курс «Беарна» пересекся с дорогой крейсера «Громобой». Что ж, кого-кого, а янки трудно назвать трусами. Четыре эсминца заставили отвернуть большой тяжелый крейсер. Пусть сам «Беарн» пылал погребальным костром, а два эсминца на своей шкуре ощутили мощь крейсерского калибра, «Громобой» предпочел отвернуть, чтоб не налететь в темноте на торпеду.

Увы, спасти от новой беды горящий авианосец не получилось. Три торпеды под днищем, это слишком много для перестроенного из старого дредноута корабля.

В этот же день в Овальном кабинете одного известного своей лужайкой здания в Вашингтоне мужчина в дорогом костюме резким движением откатил кресло от стола и сложил руки на животе. Взгляд человека направлен на посетителя спокойно ожидавшего своего разговора.

— Гарри, ты пришел сообщить о сложностях на Тихом океане?

— Нет, Франклин. Обсудить мою поездку в Канаду.

Оба давно привыкли к разговору без условностей и ритуалов. Один из них лидер, другой вовремя понял, что он вечный второй и удачно выбрал себе правильного сеньора. Их можно было назвать друзьями, если не знать, что на самом деле это симбиоз генератора идей и вождя с исполнителем.

— Гарри, думаю ты прекрасно справишься с делом. Мы всегда за свободу, равноправие и против тирании. При этом нам нужна правильная королева. Канадцы, южноафриканцы, австралийцы должны стать нашими союзниками добровольно. Королева нам тоже нужна. Пусть играются в свои столетние Хартии, кичатся родословными, это все условности. Они должны думать, что стали нашими добровольно.