Шрифт:
Но дело сделано, снасти заброшены, остается сидеть и ждать поклевки.
Я так замечтался, что чуть все сырники не сожрал, спохватился, только когда пришел Боря, зашел в душ после него. А мысли все не покидали. Интересно, что что сегодня с ценой акций «МММ»? На сколько они подорожали и сколько денег я сотворил из воздуха? Узнать это я смогу только после школы.
— А Лаки не оголодает, пока мы в школе? — спросил Борис из кухни.
— Скорее проголодается, но ничего с ним не случится за такое время, — утешила его Наташка. — Он без еды несколько суток провел и выжил. А тут только пять часов потерпеть.
Одевшись, я побежал к шелковице, поглядывая на белые тучи, нависшие над горами. Все-таки память не подвела, никакой бури на каникулах не было. Будет со дня на день. Я хорошо это запомнил, потому что мне так не нравилось ходить в школу, что дополнительная неделя выходных была за счастье. Тогда, помнится, я взял в библиотеке Стругацких, «Отель…», «Пикник…» и «Трудно быть богом» и провел несколько дней в выдуманных мирах, а не среди гопоты, которая на меня охотилась.
Подумать только! В этой реальности мы с Чумой дружим! А Барик сам от меня шарахается.
У шелковицы были только Памфилов и Алиса с Гаечкой. Увидев меня, Ден возбудился. Ринулся навстречу и крикнул, выпучив глаза:
— Писят!
— А-ха-ха — писят! — хохотнула Алиса.
— Писят — глагол, — скаламбурила Гаечка, девчонки покатились со смеху, а я не понял, о чем они.
— Пятьдесят два килограмма хурмы! — отчитался Ден и протянул руку. — Десять тысяч гони!
Я отодвинул его руку.
— Склад еще забит. Тебе есть где хранить ящики? Дня через три заберу.
— На балконе пока, — погрустнел Ден. — Так возьмешь, нет? Я тоже хочу акций купить, которые ты нагреб. У меня уже две! А у тебя чуйка на капусту. — Он принялся танцевать и петь: — Посмотри на меня! Делай, как я! Делай, как… ты. Куплю себе косуху! А еще это… У «МММ» еще один пункт продажи открылся! Там же, недалеко от рынка!
— Ну конечно возьму хурму. Но не сейчас же. С водителем надо договориться к тому же, — обнадежил его я — вроде повеселел Денчик.
Приехал автобус, выпустил порцию школьников, и подошли Димоны, Рамиль, Мановар, который окончательно прибился к нашей стае. С другой стороны пожаловали Каретниковы и Лихолетова.
Мой слух уловил знакомый рокот мотора — точь-в точь, как у Карпа, и по дороге мимо Лялиной, направляющейся к школе, пронесся Каюк на мопеде. Еще раз пронесся, завернул к нам похвастаться. Теперь все внимание было его.
— Заработал! — гордо выпятил грудь он. — Это мне за «четверки» в четверти.
Я остудил его пыл:
— Юр. Как думаешь, почему я в школу на мопеде не езжу?
— Тебе близко! — улыбнулся он, спешиваясь.
— Потому что… А давай ты сам ответишь. Где ты оставишь мопед, пока будешь на уроках?
Каюк наморщил лоб и приоткрыл рот, будто бы стравливая давление, которое мешало ему соображать. Я продолжил:
— Как думаешь, найдешь ты его на том месте, где оставил?
После секундной заминки он проблеял:
— И че теперь делать?!
— Как тебя бабушка отпустила? Выговор ей, — строго проговорил я.
Каюк мгновенно поменял радостное выражение лица на несчастное.
— У тебя можно его поставить?
Я мотнул головой.
— Не успеем вернуться. Линейка скоро.
— Через семь минут, — уточнил Илья. — Погнали ко мне, в прихожей постоит.
Пятиэтажка Каретниковых находилась сразу за школой. Каюк подвинулся, Илья уселся на мопед, и они умчались, а вернулись через четыре минуты взмыленные, и мы направились в школу.
Квадрат школьного двора мелом разделили на секции, каждую пометили. Мы заняли ячейку, предназначенную для 9 «Б», Боря и Ян убежали туда, где строились седьмые классы.
Весь класс был в сборе, даже Фадеева не пошла промышлять на дорогу. Отсутствовал только Барик — узнал, в чем обвиняют его отца, и боялся нам на глаза попадаться. Оставшийся без приятеля Плям был вынужден примкнуть к Заславскому, и возле них ошивался Карась.
Любка Желткова засуетилась, погладила себя по коротким волосам. Все оживились, принялись с нами здороваться. Зая. Анечка Ниженко. Белинская. Натка Попова. Только Баранова, Семеняк и Райко держались особняком, не понимя, что из лидеров перекочевали в изгои. К нам подошла наша классная, Еленочка, поздоровалась и скрестила руки на груди. Заячковская у нее спросила:
— А чего это нас построили, как на первом сентября?
Еленочка пожала плечами.
— Сейчас узнаете.
Прозвенел звонок, поглощая гул учеников, в середину площадки вышел Геннадий Константинович и толкнул стандартную речь о необходимости образования, о поставленных целях и задачах, о том, что у нас новая учительница русского языка и литературы.
Все это была вода. Одноклассники разболтались, Еленочка только и успевала на них шикать, а я слушал, чувствовал, что это лишь вводная часть, дальше будет что-то важное.