— Если бы были выбраны сабли, дело могло бы плохо кончиться. Мартыш прекрасно владеет клинком. Но пистолеты? Он же стрелять не умеет. Недавно мы в шутку практиковались, так Николя вместо забора попал в корову. А Мишель… он никогда от дуэли не уклонится, но всегда выстрелит в воздух. Такой уж он человек.

— Вы бы, господа, примирили друзей. Зачем им драться? — волновался Вася, обращаясь к Глебову и Васильчикову, приятелям Лермонтова, присутствовавшим при ссоре.

Неожиданно вмешался Дорохов.

— Я знаю толк в подобных делах. Ни к чему им снова встречаться. Лучше их не сводить лицом к лицу, дабы не усугублять положения. Увезите Лермонтова из Пятигорска на несколько дней. Мартынов одумается. Дуэль не состоится. Я с ним поговорю.

К его совету прислушались. Время и, правда, прекрасный лекарь. Улягутся страсти. Схлынет обида. Сойдутся вновь через три дня и принесут друг другу извинения. Так дружно все решили. Очень напрасно.

«Как же они сойдутся, если разъедутся? — изумился Вася. — Что-то крутит Руфин Иванович. И уже обо всем договорился, будто секундантов и не нужно».

Вслух ничего не сказал. Кто он такой, чтобы советовать этим барчукам? Но про себя решил твердо: во что бы то ни стало, нужно взять в свои руки зарядку пистолетов. От холостых еще никто не умирал!

[1] Дорохов получил чин прапорщика в апреле 1841-го, а Георгиевский крест — в июле.

[2] Небольшая история по поводу храбрости. Во время экспедиции в Дарго в 1845 кто-то из столичных офицеров заметил двух своих товарищей, пытавшихся спрятаться за лошадью. Принялся их хлестать нагайкой. А потом сделал вид, что не узнал. Сказал: «То казаки были». Двое пострадавших подтвердили: «Точно казаки! Больше некому».

[3] Простой подсчет. Лермонтов приехал на Кавказ после дуэли с Барантом в июле. Сразу в Чеченский отряд, в поход Галафеева. Август-сентябрь — Кисловодск, Пятигорск. Октябрь-ноябрь — походы с Галафеевым и Граббе. Декабрь — недолгое пребывание в анапской крепости. Конец декабря — в Ставрополе. Просит об отпуске после трех месяцев (по совокупности) участия в боевых действиях. Не айс картинка. Но! Он честно признавал, что на Кавказе не по своей воле. Что служить не хочет, а отставки не дают. Упрекать его не в чем. Но и героическим офицером выставлять не нужно. Точка!

[4] Напоминаем, у нас альтернативная история. Выдаем лишь свою версию всего того, что творилось вокруг Лермонтова в первой половине 1841 г. Не имеем никаких оснований и желания порочить светлый образ императрицы Александры Федоровны, преданной супруги, которой Россия обязана одним выдающимся достижением. Ее стараниями, уже после смерти Николая и Парижского мира, Российской империи досталась военно-морская база в Средиземном море. Место то было непростое — Валльфранш-сюр-Мэр, Лазурный берег. Полвека городок и самая живописная бухта Средиземноморья принадлежали РИ. Французы отняли за невыплаченные большевиками царские долги.

[5] Пистолеты Кухенройтера были один из самых распространенных видов дуэльного оружия, несмотря на их смертоносность. Проводились исследования. Пробивная сила этой модели оказалась сопоставима с ТТ. Поскромнее, в смысле убойной силы, была дуэльная пара Де ле Пажа (Лепаж), кремневая, наполеоновской эпохи.

Вася. Пятигорск, 14–15 июля 1841 года.

Лермонтов вернулся в Пятигорск из Железноводска в ночь накануне дуэли. Девяткин ждал его во дворе съемного дома. И напросился, (а, в общем, настоял) на ночлег к Лермонтову.

— Боишься, сбегу! — неудачно пошутил Лермонтов.

Вася скривился.

— Да. Совсем дурная шутка. Да и не шутка вовсе. Опять язык проклятый подвел! — признался поэт. — Так у меня кровать же только одна, Вася!

Вася опять ничего не ответил, а только посмотрел так, что Лермонтов рассмеялся.

— Ты прав. Тебе ли говорить о постелях, перинах, подушках. Так подумать, то ты, наверное, на голой земле, укрывшись чем попало, спал чаще, чем в кровати. Преувеличиваю, конечно, — предупредил Лермонтов возражения Девяткина, — но не намного. И все-таки, Вася, к чему такие жертвы?

— Мне будет спокойнее, Михаил Юрьевич. Вы уж не откажите.

— Как же я могу тебе отказать? — улыбнулся Лермонтов. — Будь по-твоему.

…Лермонтов что-то лихорадочно писал, когда Вася вечером пришел к нему в дом. Поэт только кивнул Девяткину, указывая, что он может размещаться, как ему угодно, выдал ему черную бурку и опять опустил голову к листкам. Вася, стараясь не шуметь, быстро устроился в углу. Лег. Смотрел на Лермонтова. Изредка. Думал, что если начнет прожигать его взглядом, то Лермонтов почувствует, отвлечется. А отвлекаться, судя по всему, Михаилу Юрьевичу сейчас совсем не хотелось.