— Найди её мужа, — произнесла Лира.

От неожиданности я моргнул и обнаружил лицо любимой прямо напротив своего.

— Что?

— Я узнаю твой взгляд, — грустно улыбнулась Лира, — ты сейчас думаешь, как победить в войне с Сараем, но помочь Арине можно другим способом.

— А?

— Найди ей мужа. Такого, чтобы ни Сарай, ни кто-то другой не мог и помыслить напасть на неё.

Я покрутил головой. Умеют женщины озадачивать.

— Где ж найти такого? — протянул я.

— Поговори с Серафимом, — лицо любимой приняло невинное выражение. — Он постоянно говорит о желании создать семью.

— Ты сейчас шутишь, Душа моя?

— Просто скажи, что она графиня, и он станет главой её рода, — пожала плечами Лира.

Взгляд её стал таким нежным и трогательным, что я не смог отказаться.

— Хорошо, попробую.

— Спасибо, — она улыбнулась и поцеловала меня. Прижалась всем телом и тихо выдохнула: — ты очень добрый и хороший. Люблю тебя.

Только я хотел ответить, как инфопланшет зашёлся гудением от вибрации. Звонил мой поверенный Раувэн Сигал.

— Господин Туров! — воскликнул он, когда я взял трубку, — на арендованные объекты рода Юдиных напали. Здесь, на Владивостоке взорваны склады и магазины.

— Да кто ж знал, что это нарушитель? — капитан Малышев сидел в кресле, выпрямив спину. Грядушки он не касался.

— А по характеру беседы не понятно было, да? — проворчал Ерастов.

Вчера, когда поверенный сообщил об атаке на наши предприятия, я ничего не стал делать. Раувэн заверил нас с Лирой, что жертв среди людей нет. Власти уже реагируют и работают над ситуацией, а страховая прислала следователей-оценщиков. И мы с любимой отправились спать.

Сегодня же, с семи утра, команда по борьбе с орденом собралась в кабинете Меньшова. Начались разборки. Зазвучали взаимные упрёки. А я, признаюсь, пытался отрешиться от пустых разговоров и подремать.

Получалось плохо.

— Ну, скандалили они, но если за это убирать каждого, — ехидно ответил Малышев, — то, в академии людей не останется. Туров, знаете ли, со многими конфликтует.

— Это с кем же? — в тон ему отвечал Ерастов.

— Да Вы сами, Ваше высокоблагородие, зашли в кафе, и не разобрались сразу. А этот Ангар ушёл.

— Сарай, — поправил капитана Ерастов.

— Да мне всё равно, — пожал плечами Малышев, — в хоз постройках не разбираюсь.

— Так, хватит, — прихлопнул ладонью по столу Меньшов Валентин Севович, и я приоткрыл глаза. — Мы здесь не ругаться собрались. Формально, всё идёт, как надо.

Спорщики тут же успокоились и повернулись к генерал-адмиралу. Только Ерастов бросил на капитана крайне недовольный взгляд.

— Виктор Маркович, — Меньшов посмотрел на Растеряшева, — докладывай, что там произошло, а то эти, — он приподнял от стола ладонь, и покрутил ей, — только ругаться горазды. Никакого конструктива.

— Есть, Ваше высокопревосходительство, — отозвался Растеряшев и отложил инфоплашет в сторону.

Он с самого начала собрания что-то в нём рассматривал и не отвлекался на чужие доклады и обсуждения.

— Вчера, в восемь вечера, через центральное КПП на территорию академии прошёл Виктор Ярославович, граф Сарай. Документы у него никто не проверял, он воспользовался ключ-картой.

Растеряшев обвёл всех взглядом. До этого, сегодня он старался не смотреть на меня, но в этот раз, наоборот, на мне его взгляд и задержался. В его глазах я увидел нечто похожее на извинения и досаду.

Я вздохнул. Несмотря на успехи, мы всё также тащимся в хвосте у ордена Двуликого. Все вокруг только и могут, что извиняться, да разводить руками. Ничего нового.

— Ключ-картой на имя обер-офицера Маловикова Виктора Геннадиевича, — продолжил Растеряшев. — Маловиков служит более двадцати лет, в званиях дорос до лейтенанта, имеет государственные награды, но никто его никогда не видел.

— В смысле? — тон генерала-адмирала был ровным, спокойным, но глаз Растеряшев всё равно дёрнулся. — Это как его никто не видел? Он призрак?

— Так точно, Ваше высокоблагородие, — кивнул Растеряшев.

Я прогнал сонливость и стал внимательно его слушать. Кажется, я поспешил в мыслях. На этот раз мы нащупали что-то совсем новое.

— По документам, — продолжал меж тем Растеряшев, — он несколько раз переводился из подразделений. Мы опросили его сослуживцев — никто его не видел и не помнит. Поиск по фотографии из личного дела результатов не дал. За последний год никого с таким лицом нет.

— Записи десятилетней давности? — по голосу Меньшова было невозможно определить настроение, но пальцы его стали выбивать дробь по столешнице. Все в кабинете следили за ними, как загипнотизированные.

— Срок хранения не больше полутора лет, в целях экономии бюджета, — поморщился Растеряшев, — но я пробил по вещдокам. Пять лет назад у нас было расследование на эсминце, где служил Маловиков, и все бортовые записи имеются в хранилище…