Пока Алиса и Симон трудились в лаборатории, Пьер обеспечивал работу и ремонт аппаратуры, проводил уборку станции и готовил еду, позволяя ученым тратить максимум времени на эксперименты.

Бывший командир корабля установил строгую дисциплину по части соблюдения чистоты и сбережения ресурсов, чем очень поспособствовал благополучию маленькой общины.

– Столько неудач – и наконец успех! – произносит Симон, восторженно глядя на цилиндры с зародышами.

Как они прекрасны! Не верится, что мне удались эти шедевры эстетики!

– Говорите, они устойчивы к радиации? – спрашивает Пьер.

– Симон над этим потрудился плюс мое особенное генетическое программирование, протокол иммунности, его еще называют «митридатизация» [24] .

Биолог, фанат древней истории, рассказывает об этом принципе, названном по имени царя Митридата:

– Узнав о намерении римлян отравить его мышьяком, царь стал ежедневно принимать маленькие дозы яда и добился полной невосприимчивости к нему. Любой организм в состоянии привыкнуть к отраве, главное, чтобы она поступала постепенно, давая организму время организовать сопротивление. Под контролем Алисы я ежедневно подвергал зародыши малым дозам радиации, и у них развилась устойчивость к ней.

– Похоже на вакцинирование – введение малых доз вируса, чтобы в организме заработала самозащита? – спрашивает Пьер.

– Именно так, – подтверждает Алиса. – Тут главное – не оплошать с дозировкой. Дашь мало – будет неэффективно, переборщишь – убьешь.

– Наверное, именно этот протокол умертвлял прежних экспериментальных зародышей, – кается Симон.

– Не беда, теперь наши три зародыша миновали опасный период: прошло три месяца, а они еще живы! – торжествует Алиса. – Пора придумать им имена.

– Как же вы их назовете? – спрашивает Пьер.

– Почему бы не дать им имена греческих богов? – предлагает Симон.

– Хорошая мысль! – поддерживает его Алиса.

– Первого Ариэля можно окрестить Гермесом, так звали единственного олимпийского бога с крыльями. Это бог путешествий, медицины и торговли, – напоминает Симон.

– А что, мне нравится! – соглашается Алиса.

– Кажется, он еще и бог… воров, – припоминает Пьер.

– Добро пожаловать на землю, Гермес, тебя приветствует сообщество Сапиенсов! – провозглашает Алиса, пропуская мимо ушей последнюю реплику.

Она крепит к цилиндру этикетку и пишет на ней фломастером большими буквами: «ГЕРМЕС».

Симон указывает на второй цилиндр.

– Назовем нашего Наутилуса Посейдоном, богом морей? – предлагает он.

На второй этикетке Алиса пишет «ПОСЕЙДОН».

– Как же мы окрестим нашего Диггера? – спрашивает Пьер. – Какой бог древнегреческой мифологии проживал под землей?

У Симона готов ответ:

– Гадес, бог подземелий. Кстати, это значит «незрячий».

– Про Гадеса я кое-что знаю! – восклицает Пьер. – По совместительству он – владыка ада, царства мертвых.

У Симона улыбка до ушей, он обожает диалоги на темы мифологии.

– Помнится, – не унимается Пьер, – Гадес похитил Персефону. Деметра, мать Персефоны, желая его покарать, запрещает прорастать растениям, и весь мир умирает от голода.

– Гермес ведет переговоры: Зевс повелевает своему брату отпустить Персефону, – подхватывает Алиса. – Если между братьями есть согласие, то все беды побоку.

И она клеит на цилиндр Диггера этикетку с именем «ГАДЕС».

– Между прочим, у нас одни самцы, вот странно! – замечает Пьер. – Так задумано?

– Вовсе нет. Если бы пришлось выбирать пол, мы бы предпочли женский. Он дольше живет и лучше сопротивляется болезням, менее чувствителен к боли, лучше переносит невзгоды. Но я решила, что пол будет произвольным. Что поделать, у нас все три монетки упали кверху «орлом».

Трое астронавтов проводят весь день в модуле «Коламбус», наблюдая за тремя драгоценными зародышами, то и дело слегка подергивающимися в своих прозрачных цилиндрах.

– Такое впечатление, что их глаза движутся под веками, как будто они наблюдают за событиями, – удивляется Пьер.

– Или им снятся сны, – предполагает Симон.

– Что им может сниться, у них ведь еще нет прошлого? – возражает бывший командир корабля.

– Загадка, – пожимает плечами Алиса. – Нельзя говорить даже о воспоминаниях о прошлых жизнях, потому что они – первые особи своих видов.

Зародыши то медленно шевелятся, то нервно подергиваются.

– Они еще ничего не видели, но эти движения можно принять за жестикуляцию, реакцию на то, что перед ними, – продолжает Пьер. – Полюбуйтесь, вот у этого двигается ротик, как будто он жует!