Шрифт:
— Красиво говоришь, но надежнее убрать.
— Костенька, нерационально терять такие ресурсы. Это сильные маги с семейными секретными техниками. Причем эти семейные техники могут теряться.
— Зато в казну пойдет целиком вся их собственность, — буркнул император.
— Да ты что? А как же Коленька? Официально он все также остается Шелагиным, а значит, наследует и после деда, и после племянника. Хм…
Живетьева задумалась над перспективами обогащения внука. Видно, пыталась решить, стоит ли это делать. С его-то криминальными наклонностями он может развернуться так, что рикошетом прилетит и в заботливую прабабушку.
Но сама мысль, что Николай может что-то после меня наследовать, показалась мне необыкновенно гадкой. Нужно всё же донести до Шелагиных, что пока они официально не пояснят причину, по которой Николай должен быть изгнан из семьи, они всегда будут находиться в опасности как лица, за которыми можно что-то унаследовать.
— Арина Ивановна, заканчивай болтать не по делу, — разозлился император. — Поговорить мы и в другом месте можем. А пока проверила — и на выход.
Живетьева скорбно поджала губы и заковыляла к футляру с реликвией. Распахнул футляр сам император. Наверное, переживал втайне, что сообщница под шумок опять свистнет столь важный предмет, а потом заявит, что в футляре ничего не было.
«Артефакты не ее изготовления, Древние, — заявил Песец. — Позволяют схему считать. Но то, что она с ними разобралась, — уже странно. Хотел бы я посмотреть на эти записи».
«Если она их постоянно с собой не носит — посмотрим. Да и если носит, то все равно их достает хотя бы иногда. Кстати, а пространственные карманы обворовывать можно?»
«Теоретически можно, — неожиданно ответил Песец. — То есть что-то такое припоминается, но за счет чего это делается, я не помню».
Живетьева достала блокнотик с карандашиком и начала водить над реликвией первым артефактом. Когда тот щелкал, она что-то у себя чиркала, потом попросила:
— Переверни-ка, Костенька, другой стороной.
После чего продолжила водить и записывать. Затем императору пришлось реликвию держать, а артефакт Живетьевой защелкал куда активней и радостней. Оживилась и она.
— Кажется, что-то подцепилось. Сейчас вторым пройдусь.
Со вторым последовательность действий была обратной, потому что император сначала держал реликвию в руках, а потом положил ее в футляр. Футляр он крепко держал в руках до тех пор, пока Живетьева не доковыляла до двери из сокровищницы, после чего император осторожно поставил футляр на полку и двинулся за сообщницей.
Стоял без движения я довольно долго. Лишь когда убедился, что эта парочка не собирается возвращаться за чем-то забытым, подошел к полке, откинул крышку и нанес каплю крови Зырянова на торчащий металлический шип.
Глава 24
Крошечной капли хватило, чтобы артефакт заработал. Это было настолько неожиданно, что я застыл не понимая, что делать дальше.
«Значит, не зря фамилия моего создателя звучала для тебя как Зырянов, — фыркнул Песец. — Я почувствовал кровь своего создателя».
«Если бы ты почувствовал, сказал бы об этом раньше», — засомневался я.
«Чувства и понимание — разные вещи, — возразил Песец. — Ты давай не отвлекайся, вызывай управление. Это-то я точно знаю, как делать».
Дальше я следовал указаниям потирающего лапы симбионта, потому что хотя язык Древних знал, все надписи были зашифрованы и понимал их только Песец. Почему именно это оставил Зырянов в слепке своей личности — загадка. Возможно, забыл, а возможно, посчитал страховкой. Сеть-то давала слишком много власти одному определенному человеку. Да, это нужно было для эффективности боевых действий, но Зырянов прекрасно понимал, что война закончится, а сеть — нет. Наверное, и оставил за собой возможность отключения. Только нужно ли нам отключение?
«Так, а что мы делаем?» — я застыл над очередной надписью, в которую, по уверениям Песца, мне нужно было срочно ткнуть пальцем.
Я вообще никуда тыкать не собирался. Так далеко мои планы не простирались: я хотел для начала проверить, сработает ли кровь Зырянова в принципе, а уже потом решать, что с этим делать. Потому что императорская реликвия была слишком важным предметом, чтобы к ней относиться без уважения.
«Перепривязываем на тебя», — невозмутимо пояснил Песец.
«Зачем?» — опешил я.
«Затем, что отключать нельзя, а оставлять доступ к основной реликвии этой парочке с криминальными наклонностями тоже нельзя».
«Почему на меня?»
«Ты видишь здесь еще кого-то подходящего? Не выпендривайся, работай давай, пока император не решил, что посещение Живетьевой сокровищницы — действие слишком опасное, чтобы после нее не проверить ценности. Припрется сюда и обнаружит, что с реликвией происходит нечто непонятное».
«Меня он все равно не увидит», — напомнил я, потому что и из невидимости не выходил и держал на себе множество заклинаний, позволяющих мне не оставить после себя ни одного следа.