— Не помню. — Упрямо повторил Марков, быстро зыркнул на меня глазами и тут же отвел взгляд в сторону.

Что лишний раз подтверждало, все он помнит. Но больше не хочет выглядеть идиотом. Потому как весь медперсонал ни сном, ни духом ни о каком Забелине не знает, по крайней мере в рамках спасения его жизни. При этом, очевидно, я есть и стою здесь, в комнате. Видит меня не только Степан, но и Лопатин.

Значит, глюк все-таки мог быть, но не сейчас, а тогда. Видение в лице мажора, явившегося предупредить Маркова о пожаре — это, конечно, лютейшая дичь, но даже она по мнению патологоанатома казалось более достоверной, чем реальные события. Считать Антон Забелина знаком свыше проще, чем поверить во внезапную амнезию всех врачей и медсестер разом.

— Идиотство, какое-то! — Лопатин в сердцах схватил свою ненаглядную папочку и потряс ею перед носом патологоанатома. — Вот! Здесь есть показания ваших коллег! Вам светит неумершая 167-я часть два…

— Товарищ старший лейтенант… — Я решил, мне снова пора вмешаться, пока опер не начал разбрасываться статьями уголовного кодекса. — Вы давите на свидетеля.

Защищать Степана хотелось просто из принципа. Естественно, виновного они не найдут, потому что виновный — это я. Но раз уж полиции нужен козел отпущения, пусть им будет, к примеру, капитан Иволгин. Вот участкового я готов уличить во всем. Собственно говоря, именно это и планирую сделать. Направить мысли Лопатина в нужную сторону.

Только собрался завести разговор об Иволгине, как моя красивая, выстроенная речь оборвалась на полуслове не успев начаться. И для этого была весомая причина.

На плече патологоанатома появился паук. Тот самый. Метка неизвестного Падшего. Он осторожно выбрался из-за спины Маркова, сел на задние лапки, поднял передние и принялся мне ими сигнализировать.

Просто чертов паук, размером со старый золотой червонец, сидел на плече у патологоанатома и своими чертовыми лапками показывал знаки, подозрительно напоминавшие нечто неприличное. Пожалуй, перевести его жесты можно было как:«Спасай! У нас тут — жопа помноженная на три половых органа»

Я буквально застыл с открытым ртом. Если бы, к примеру, Валера сейчас вскочил с места, стянул штаны и кинулся исполнять джигу, степень моего удивления была бы гораздо меньше.

Метка со мной пытается говорить. Она разумна! То, что паучок перемещается по своему носителю — это нормально. Он — маленький, крохотный кусочек Флёра, наполняющего Падших, поэтому совершать элементарные действия способен. Но мыслить? Исключено! Это что, мое личное сумасшествие? Мы все тут тронулись умом?

Падшие очень редко ставят свое клеймо, назовём это так, на смертных. По сути, оно означает — не подходи и не трогай! Что-то типа страховки от всех демонов разом.

Человека, защищённого Меткой, никогда, никто не возьмет в оборот. Он неприкосновенен. Но суть в том, что делают это Падшие очень редко и лишь в одном случае — если смертный имеет большую ценность для них. Так вот я, хоть убейся, не видел в Маркове Степане Алексеевиче вообще никакой ценности.

Получается парадокс. Ценности нет, а Метка есть. Более того, паучок решил обнаружить себя и привлечь мое внимание. В больнице он был более скромным.

Значит, в его базовые настройки входит поиск любой необходимой помощи для своего носителя. Страх перед посторонним Падшим отступил и паук принялся намекать мне, что патологоанатом нуждается в защите.

Но главное, я представить не могу, кто из собратьев отметил Маркова. Чисто теоретически, это должен быть очень сильный Падший.

Нас, изгнанных из дома Отца, всего семеро. Из семерых, пожалуй, только трое обладают достаточным могуществом, чтоб состряпать разумную Метку.

Первый — я, Владыка Ада, Князь. В моем распоряжении находятся шесть… хм… ну пусть будет — шесть генералов. Пожалуй, такое звание ближе всего к истине. Они — предводители адского войска.

Я никогда не обольщался насчёт собратьев. Каждый из них при первой же возможности воткнет мне нож в спину. Однако внешне мы соблюдаем приличия. К тому же, они знают, я — сильнее любого из них.

Так вот, о себе могу сказать точно, я Маркова С. А. впервые увидел в морге больницы. То есть отметить его своим покровительством не мог.

Следующий после меня по значимости и по силе, — Азазель, Падший второго порядка, Главный Знаменосец адского войска, Повелитель пустыни

Когда-то давно он научил мужчин оружейному искусству, а женщин — использовать драгоценные камни, украшения и раскрашивать лица.

Прежде Азазель был одним из вождей Ангелов-Наблюдателей. На момент моего мятежа он успел наклепать кучу детишек смертным дамочкам. Правда, детишки вышли у него на заглядение — новая раса исполинов, которую Азазель использовал как боевую кагорту во время нашей Последней Битвы.

Естественно, Отцу не понравился такой поворот. Он приказал Архангелу Рафаилу приковать Знаменосца к острым скалам в пустыне Дудаил и покрыл мятежного сына тьмой до Судного дня, когда он будет брошен в вечный огонь. Собственно говоря, именно оттуда, спустя пару столетий, я и вытащил Азазеля. Его второе имя — Повелитель пустыни появилось шутки ради. Уже не помню, кто первый из Падших начал доводить Знаменосца этим прозвищем.

Азазель обладает неимоверной силой. Он способен подкидывать вверх как пушинку любые предметы. Даже те, которые любой другой демон не сможет поднять. Азазель до отвращения вынослив, до раздражения могуч и до зубовного скрежета крайне специфичен.