Касаткин-Ростовский едва от радости не прыгал, когда Несвицкий, предъявив паспорт, изъятый у старпома, сошел на берег вместе с ними.

– Ты точно уверен? Адмирал категорически запретил!

– Победителей не судят, Борис. А если мы проиграем, гнев старого князя и разнос от жены – мелочи, которые нас не будут волновать.

Решение не было спонтанным. Пока поднимались по Дунаю, оставляя румынский берег по правому борту, а болгарский по левому, Борис еще раз побеседовал с каждым членом команды и с ужасом убедился: один из молодых волхвов, желая блеснуть героизмом на опасном задании, сильно преувеличил свои силы, о чем признался лишь сейчас.

– Я не буду обузой, господин подполковник! – клялся тот. – Пролететь десяток километров с шестью-семью килограммами груза мне вполне по силам.

– Смеешься? А буксировать медика? – возмутился Николай. – А, восстановившись, снова зачаровывать их жилеты на следующий перелет? Да и груза на каждого придется поболее! Ты же просто убьешь напарника и порученного вам двоим врача.

То есть в сухом остатке – минус этот мальчишка и минус один врач… Группа сокращается до семи человек, меньше и масса перевозимого по воздуху груза. Конечно, если зону охраняют не сплошняком, и там есть дыры, всегда имеет смысл пробовать проникнуть по земле. Но Касаткин-Ростовский не особо на это рассчитывал.

Когда Несвицкий, преодолев внутренние терзания, заявил: «Я – в деле», молодой поручик еще раз попросил взять его с собой, вне тройки. Хоть поваром, хоть мальчиком на побегушках. Но тут уж уперся Николай: раз солгавший по весьма существенному поводу больше не заслуживает доверия. Тем более, накануне столь щекотливой и ответственной миссии, которая усложнилась, поскольку волхвы и врачи сошли с корабля гораздо дальше от расчетного места. Вдобавок им предстояло пересечь еще одну границу – сербско-болгарскую.

– Борис, когда дадут ответ по аусвайсам? – спросил Несвицкий, провожая взглядом уходящий варяжский корабль.

Над его палубой, над волнами Дуная и побережьем носились чайки, оглашая пространство пронзительными криками. Почему-то именно эти птицы придавали ландшафту обманчиво-мирный вид. Ни птичий грипп, ни иные смертельные заразы им были неведомы.

– В любом случае, за ними придется ехать в Софию. Там, в нашем посольстве, есть чистые немецкие бланки, неотличимые от настоящих, – сообщил Борис.

– Вот так совпадение!

– Никакого совпадения, – хмыкнул Касаткин-Ростовский. – Германия – наш постоянный враг. Поэтому команда военного атташе держит за пазухой много чего интересного на самые разнообразные случаи.

Душан Малкович, единственный волхв-серб в команде, смотрел на затею с липовыми немецкими корочками со скепсисом.

– Господа! Допустим, я объяснюсь по-србски, от границы протектората найму водителя с автобусом на девять пассажиров (как раз в малый бус из списанных маршруток поместимся), и он высадит нас, не доезжая до Високи Планины километров тридцать – сорок. Но дальше начнутся кордоны, идти придется по лесистым холмам и предгорьям. С возачем я договорюсь и без всяких документов, двадцать – тридцать экю гораздо убедительнее любых аусвайсов. Но если нарвемся на блокпост, фальшивки нам не помогут, скорее утопят. Я-то сойду за местного, но даже Милицу раскусят: ее вывезли в Варягию лет в четырнадцать, она говорит по-сербски с акцентом. Останемся варяжцами – в случае ареста попробуем добиться встречи с послом, наши государства пока не в состоянии войны. Или прорвемся с боем, перейдя на нелегальное положение.

Малкович чем-то напоминал Николаю Милоша, мужа Ольги. Такой же высокий, плечистый, статный. Ветерок, долетавший с Дуная, шевелил его длинноватые темные волосы с легкой проседью.

Но если школьный учитель выглядел воплощением добродушной силы, с некоторой ленцой, то Душан был замкнут, по его лицу ничего не читалось. А если хоть на миг начинал раскрываться, то… Словом, таких лучше иметь на своей стороне. Капитан из разведки Генштаба, он неоднократно выполнял миссии за границей. В том числе – на Балканах. Какие именно, досье умалчивало. Достаточно было знать, что он волхв четвертого разряда со способностью к полету и видению в темноте.

«Характер нордический, твердый, беспощаден к врагам Рейха», – мелькнуло у Николая в голове полузабытое воспоминание о каком-то старом советском фильме, где именно так описывали сотрудников спецслужб.

Точку в препирательствах поставил Борис.

– Получение документов в посольстве на всю команду считаю не рекомендацией, а прямым приказом Генштаба, полученным после доклада, что немцы нас развернули. Николай, хоть ты формально гражданский и примкнул к нам вопреки приказу, также подчиняешься общей дисциплине, Душана это касается в не меньшей степени. Да, теряем сутки, но, возможно, потеряем куда больше, если нас арестуют без аусвайсов. Примитивную проверку корочки выдержат.

Правда, по пути в Софию под стук железнодорожных колес сербский разведчик придумал вполне рабочую легенду.

– Вы – восемь беженцев из Славии, убоявшихся расправы со стороны варяжских оккупантов за сотрудничество с немцами, а я нанял вас для сельхозработ на сезон, он как раз начинается в конце марта. Хорватские полицаи славского не знают и варяжца от слава не отличат. Впишем в аусвайсы славские фамилии. Вам, князь, придется отзываться на Мыколу и научиться на любой вопрос отвечать: «А шо це таке?», – Душан усмехнулся.