– ...потом он ушел, - закончил свой рассказ Мичман.

– Как ушел? Куда ушел?
– не понял я.

– Точно не знаю, - пожал он плечами, - гулять по срезам, наверное.

– И вы его просто так отпустили?
– задохнулся я от негодования.
– Вы случайно не забыли, зачем мы сюда прибыли? Я же обещал...

– Не дергайся ты так, - положил мне руку на плечо Мотор.
– Он ничего не знал. Он просто играл. Играл, не думая о последствиях своих игр. Мы ожидали увидеть здесь воина, а встретили ребенка. Не убивать же его! Да даже если и захотели бы, он бы мигом нас в бараний рог свернул. Ему это раз плюнуть.

– Именно, играл, - поддержал его Мичман.
– Понимаешь, Виктор, по виду ему лет восемь-десять, а фактически ему более трехсот.

– То есть как?

– Ты же сам рассказывал об их длительном сроке жизни.

– Он ничего не помнит о войне с гномами, наверное, тогда он был слишком мал. Мальчик даже с трудом помнит родителей. Он рос сам, на этой дикой пустынной планете, без родителей, без воспитания. У него даже не было понятия о жизни и смерти.

– Варвар какой-то, - говорю я.

– Он сам себе придумывал игры, - недовольно глянул на меня Мичман за то, что я его перебил.
– И мы были для него игрушками. Своего рода оловянными солдатиками. Я сам такими играл в детстве. Бывало, построишь их в ряд - и давай стрелять в них камешками...

– Представляешь, Витек, он просто играл. Мы все были не более чем игрушками, - возмущенно рычит Мотор.
– Этот маленький засранец, играя, приводил из соседних миров разных тварей и натравливал их на нас и гномов. Ты себе это представляешь?

– С трудом, - все еще недоверчиво качаю я головой.
– А как вы с ним общались? Он что, знает русский?

– Они врожденные телепаты, - отвечает Мичман.
– Я когда первый раз услышал в голове его голос, подумал, что сошел с ума. Потом привык. Мы за несколько дней научили его, что такое доброта, сочувствие, любовь... Попытались сделать из него человека... Он впитывал все новое для себя, как губка воду. И самое главное, - он сделал эффектную паузу, - он сказал, что ему нравится быть человеком.

– А потом он ушел, - добавил Мотор.

– Куда?

– Мы научили его ходить по срезам, и он ушел, пообещав, что будет себя хорошо вести и никого не будет обижать. Он решил стать великим путешественником и пройти все срезы, - гордо задрал подбородок Мотор.
– Это я его надоумил.

– Сколько же я здесь провалялся?

– Четыре дня, - ответил Мотор.
– Мальчик сказал, что ты проспишь несколько дней и будешь здоров.
– Он неожиданно хихикнул.
– А еще мы ему имя дали Петя.

– У него что, и имени даже не было?
– в очередной раз удивляюсь я.

– Не-а, - продолжает веселиться Мотор.
– Мы для него теперь что-то типа крестных отцов.

– А почему ваш Петя меня вылечил?
– интересуюсь я с легким сарказмом в голосе.
– Он ведь тогда еще не знал о доброте и сочувствии.

– Его удивило твое самопожертвование ради Мотора, - поясняет Мичман.
– Он с таким чувством до сих пор не сталкивался, и оно ему очень понравилось. Он решил оживить сломавшуюся игрушку, чтобы еще раз ощутить твои эмоции.

– Теперь, Витек, я твой должник, - обнимает меня Мотор за плечи. Спасибо.

– Мелочи, - отмахиваюсь я, как будто каждый день кому-то жизнь спасаю. Сочтемся.

Мичман с довольным лицом выуживает из кармана трубку, и через несколько минут его голос звучит из табачного облака:

– Мы выполнили твое обещание перед гномихой. Лакт никогда больше не будет на них нападать. Он понял, что силу можно применять лишь для защиты, и не более. Теперь можно смело отправляться домой.

– А почему...
– начал я, но Мичман перебил.

– Не задавай вопросов "почему" в отношении ребенка. Нам не понять мышление ребенка чужой расы, прожившего большую часть своей длинной жизни в уединении, не имея возможности покинуть этот мир. Иногда даже нашего, земного малыша не всегда поймешь, а тут совершенно чуждый нам разум. Учти это.

Я учел и решил не задавать накопившихся у меня вопросов. Теперь у нас остается лишь одно дело - попасть домой.

– Раз так, давайте перекусим - и в путь, - предложил я и пошел к вездеходу, сопровождаемый удивленными взглядами друзей.
– А, вот еще что, остановился я на полпути.
– А ваш Петя не говорил о каких-то изменениях в моем организме после воскрешения? А то сила в руках прям дурная появилась, показываю я на разорванные консервные банки, о которых в ходе разговора все забыли.