Обломок смещается в сторону, и я с ним вместе падаю на каменную площадку рядом с Мотором. Мне не повезло. Камень, ударившись о вертикально стоящую в полуметре от меня скалу, отпрыгнул, как резиновый мячик, и обрушился на меня, еще не успевшего подняться после падения. Сквозь собственный крик боли слышу хруст ломающихся ребер. Вместе с криком изо рта вырывается фонтан крови, обильно заливающий серый осколок, проломивший грудь. Мир быстро прячется за розовой пеленой, застилающей глаза. Я все еще пытаюсь встать, но не в силах поднять отяжелевшее тело и груз, лежащий на нем. Сквозь закрывающийся занавес из красного бархата вижу Мотора и Мичмана, склонившихся надо мной. Они шевелят губами, но звуков я не слышу. Мне хочется закричать, чтобы они не стояли вот так, как истуканы, а сделали то, ради чего сюда пришли. Но вместо крика из губ вырывается лишь тихий стон умирающего тела. Лица друзей скрываются за почти закрывшимся занавесом. Почти как в театре: представление окончено, и тяжелый занавес скрывает мир иллюзий от зрителя. Сквозь небольшую щелочку успеваю заметить мальчика, с удивленным лицом следящего за нами. Неподвластные мне половинки занавеса смыкаются. Мне становится на удивление легко, и полностью исчезает боль, до сих пор рвавшая раскаленными щипцами тело. Я начинаю слышать зовущие меня голоса. Они кажутся мне знакомыми. Где-то я их уже слышал. Из окружающей меня темноты появляются улыбающиеся люди. Они приветственно машут руками и идут ко мне. Я узнаю их. Это Артур и Света. Чья-то рука касается моих волос и нежно скользит по ним. Я резко поворачиваю голову и лицом к лицу оказываюсь с Аней. На ней белое воздушное платье, кажущееся таким непривычным после военных пятнистых форм и бронежилетов. Она наклоняется и мягко целует меня в губы.

– Этого не может быть!
– отстраняя ее, шепчу я и оглядываю свое тело. На мне ни царапины, как будто и не было того камня, булавой вошедшего мне в грудь.

– Может, - тихо в унисон звучат голоса мертвых друзей.
– Ты дома. Ты с нами. Ты...

Запах пищи приятно раздражает ноздри. Влекомый этим запахом, пытаюсь пошевелиться, чтобы встать, но какая-то сила удерживает меня, не давая возможности шелохнуться. Мышцы вздуваются буфами, пытаясь разорвать ее оковы. Раздается громкий треск рвущейся ткани, и я чувствую себя на свободе.

Но почему вокруг так темно? И вообще, где я и кто меня поместил в этот прочный кокон? Руками ощупываю свое лицо, боясь не обнаружить глаз на положенном месте.

Хух! Нашел. Дрожащие пальцы ощупывают закрытые веки. Ах вот в чем дело, глаза всего лишь закрыты! А я уже и испугаться успел. Медленно открываю глаза и вижу привычную серость окружающего мира. Тусклый свет садящегося солнца вызывает в открытых глазах резкую боль и заставляет прикрыть их ладонью. Проходит несколько минут, и я постепенно привыкаю к интенсивности света и начинаю осматриваться по сторонам. Я сижу на остатках разорванного пополам спального мешка. Ах так вот с каким коконом я боролся... Метрах в десяти слева стоит вездеход, а справа - на маленькой газовой плитке казанок с каким-то булькающим варевом. Так вот откуда шел разбудивший меня запах. Выпутываюсь из остатков разодранного спальника и устраиваюсь возле казанка. Возле плитки на плоском камне лежит ложка. Ухватив орудие труда, лезу в булькающее варево.

– Ай! Горячо!
– Яростно дую на источающую пар пищу и отправляю первую ложку в рот. Ум-м-м! Как вкусно! Никогда в жизни не ел ничего вкуснее. Обжигаясь, я быстро опустошаю содержимое котелка и верчу головой в поисках еще какого-нибудь съестного.

В таком состоянии меня застают Мичман и Мотор, появившиеся с оружием в руках из-за скалы.

– О!
– удивленно восклицает Мотор и бросается ко мне.
– Живой? Мичман, ты посмотри - живой ведь! Не соврал пацан.
– Он заглядывает в котелок, валяющийся у моих ног.
– И все сожрал! Даже нам не оставил!

– Виктор, как самочувствие?
– заботливо спрашивает подошедший Мичман.

– Нормально, - отмахиваюсь я.
– Еще еда есть?

– Подожди.
– Мотор прытко ныряет в объемный багажник вездехода и возвращается с двумя банками.

Я выхватываю их у него из рук. Для меня сейчас нет ничего важнее пищи.

– Подожди, - тянет руку за банкой Мичман, - дай я открою.

Я отрицательно машу головой и резким движением рук разрываю жестяную емкость пополам. Из лопнувшей банки на джинсы льется поток томата и выпадают кусочки лосося. Не замечая удивленных взглядов, я выуживаю пальцами из половинок банки куски рыбы и с довольным урчанием отправляю их в рот.

– Вкусно!
– радостно чавкаю я.
– Еще давай. Вторую банку постигла та же участь. Мичман и Мотор пристроились в паре метров от меня и с интересом наблюдают за пиршеством. Я останавливаюсь только на пятой банке.

– С тобой все нормально?
– с беспокойством интересуется Мичман.

– Уже да.
– Я постепенно возвращаюсь к нормальному образу мышления, вырвавшись из лап животного голода.

Только сейчас я вспоминаю события, предшествовавшие моему обжорству, и инстинктивно хватаюсь за грудь. Под обрывками пятнистой куртки, покрытой пятнами засохшей крови, я нахожу абсолютно целое тело. С удивлением провожу рукой по гладкой коже. Все на месте, даже родинка в районе солнечного сплетения. Не может такого быть! Я же точно помню, что отскочившая от скалы глыба проломила мне грудную клетку. Потом... Что же было потом? Я тру лоб рукой, испачканной в томате, пытаясь вспомнить. Потом я видел Аню. А дальше... Нет. Не помню.

– А где мальчик?
– верчу я головой в поисках ребенка с ангельской улыбкой.
– Убили?

– Давай по порядку, - предлагает Мичман.
– Только ты, наверное, сперва переоденься, а то видок у тебя... как из могилы восставший.

– Именно из могилы, - пробасил Мотор.

Осмотрев себя с ног до головы, качаю головой. Действительно, видок. Иначе и не скажешь.

Пока я осматриваю себя, Мотор притащил рюкзак с одеждой и канистру с водой. С наслаждением смываю с себя грязь и кровь и надеваю чистую одежду, с удивлением оглядывая свой невредимый торс.

– Ну, я готов слушать.
– Закончив процедуры, я устраиваюсь поудобнее на плоском шероховатом камне.
– Рассказывайте, что тут произошло, а то я, похоже, пропустил самое интересное.

– Это точно, - согласно кивает Мотор и радостно улыбается.
– Тут такое происходило...

Мичман и Мотор, перебивая друг друга, начинают рассказ. Оказывается, что после того, как камень припечатал меня к земле, они оба забыли о лакте и бросились ко мне убирать камень. Лакт не двигался с места, пока они торчали надо мной. Просто стоял и с любопытством смотрел на происходящее. Я мучился недолго и минуты через две отправился экспрессом на тот свет с раздавленной грудной клеткой. Увидев, что я умер, Мотор с диким рычанием ухватился за свой пулемет и попытался изрешетить мальчишку, но непослушный палец так и не смог нажать на курок. Ребенок полностью контролировал их действия. Заставив их стоять как изваяния, он подошел ко мне и приложил руки к поврежденной груди. Подчиняясь его жестам, сломанные ребра начали выпрямляться, приобретая положенную форму, а плоть стягиваться и зарастать на глазах. Когда он минут через тридцать отошел от меня, я уже дышал и на грудной клетке исчезли последние шрамы.