Шрифт:
– А жениха видела? Он стра-а-ашный! Я его уже ненавижу и придумываю тысячу и один способ, как его извести.
– Не сомневаюсь, – улыбается сестра. – Всё будет хорошо. Вы подладите.
– Ни за что! Я его отравлю.
– Ками! – Алана делает большие глаза. – Тише, не говори такие вещи вслух. Если Касим тебя обидит – сразу говори нам. Руслан с ним побеседует по душам. Поняла?
– О Расуле ничего не слышно? – заглядываю сестре в глаза.
– Не произноси его имя, ради Всевышнего, мать услышит, весь праздник испортит тебе!
– И все-таки?
– Не слышно, – отводит глаза.
Врет?!
Наверняка Расул обо мне спрашивал через Тагира, а они сказали ему, что я выхожу замуж. Чтобы оставил меня в покое. И никто ни словом не обмолвился, что меня принуждают к замужеству, и я этого не хочу!
Сглатываю горькую слюну и поворачиваюсь к визажистке, чтобы она закончила свою работу. Надежды на спасение не осталось. Через пару часов я стану официальной женой очкарика. А вечером лягу с ним в одну постель.
По рукам ползут крупные мурашки, а к горлу подкатывает тошнота.
Мать всучает мне в руки букет невесты и говорит, что уже пора спуститься.
Оглядываю свою девичью комнату прощальным взглядом и выхожу. Едва плетусь, ведь ноги не слушаются меня. Желудок скручивается узлом, причиняя мне боль. В последнее время я мало ем.
– Что-то опаздывает жених, – кто-то говорит недовольно.
– Может случилось чего?
Да хоть бы он не доехал!
Устыжаюсь своих мыслей и решаю прогуляться к дикой яблоне. Мать и Алана довершают последние штрихи к приходу жениха. Сейчас он приедет с подарками и цветами и начнутся ритуальные обычаи, а мне не хочется от него ничего брать. Все кажется дешевым и безвкусным.
Слышу хруст ветки за спиной, резко поворачиваюсь, ощущая опасность, и… моя голова оказывается в мешке!
Глава 3
Земля под ногами пропадает, и сильные руки несут меня куда-то.
В голове гулко бьется кровь. Не от шампанского, которое я так и не успела выпить, нет, от ужаса.
Сердце колотится об ребра, как птица в клетке. Это не может быть правдой. Только что я стояла у дерева, дожидаясь приезда ненавистного жениха. А теперь меня куда-то несут.
Несут быстро и без слов. Боже, что они хотят? Страх липкий, холодный, парализует. Я готова кричать, но горло перехватывает. Хочу вырваться, но сил нет. Только отчаянное, бессильное дрожание.
В голове мелькают обрывки воспоминаний. Мои слезы, мои мольбы, которые никто не услышал. Мама, папа, их надежды на меня и последующие разочарования. Лицо Касима, такое самодовольное и чужое. Хотелось бы посмотреть на него в тот момент, когда он поймет, что меня умыкнули.
Неужели все кончено? Неужели это мой конец?
Меня бережно кладут на что-то мягкое. Пахнет кожей, значит салон авто. Дверь хлопает, и я проваливаюсь в липкую, душную темноту. Мотор ревет, и мы трогаемся. Куда? Зачем?
Слезы текут под мешком. Горячие, соленые, они обжигают кожу. Я задыхаюсь. В легких не хватает воздуха. Молю о милости. Молю о помощи. Молю о спасении. Но в ответ только слышу рев мотора и бешеное биение моего сердца.
Этот мешок – моя тюрьма. И я знаю, что моя прежняя жизнь, та жизнь, в которой я должна была выйти замуж за нелюбимого, закончилась. Но что ждет меня впереди? Этот вопрос хуже любого кошмара.
Машина дергается, подпрыгивает на ухабах. Пытаюсь считать секунды, чтобы хоть как-то ориентироваться во времени, но страх сбивает счет. Каждая кочка отзывается болью в теле, напоминая о моей беспомощности. Где мы? Сколько еще ехать?
– Прости, Ками, – слышу до боли знакомый голос, а потом чувствую укол в руке. Не успеваю как следует разозлиться и проваливаюсь в сон.
***
Сознание возвращается рывками, как старый телевизор, у которого барахлит кинескоп. Сначала просто боль – тупая, пульсирующая в висках. Потом – холод. И только потом – картинка, которую я успела выхватить краем оцепеневшего сознания.
Дом. Не дом – каменная крепость, прилепившаяся к склону горы. Стены сложены из грубых, серых валунов, окна маленькие, словно бойницы. Через одно из них пробивался слабый, бледный свет. Вокруг – ничего. Только горы. Суровые, молчаливые, уходящие в бесконечность. Ни деревца, ни признака жилья. Ни души.
Ветер завывает за стенами, словно дикий зверь, бьющийся в клетке. Я лежу на узкой кровати, укрытая толстым, грубым одеялом. Комната почти пуста: кровать, грубый деревянный стол, стул и старый, потемневший от времени сундук в углу. На столе стоит глиняная кружка и миска с чем-то, похожим на остывшую кашу. Есть не хочется. Хочется кричать.