Шрифт:
Пальцем он начертил в воздухе букву «Y».
— Это устаревший метод вскрытия. Сами края неровные, небрежные, в некоторых местах он смог разрезать кожу даже не с первого раза. Тут явно не скальпель. Кости тоже… рёбра, их буквально ломали, не пилили. Обычно мы режем по хрящам, так как это банально проще и удобнее, а он ломал кости, словно не зная об этом. Это дилетант.
— Мясник?
— Даже мясник примерно понимает, как правильно вскрывать тушу, как проще, где начинать и так далее, так как тело человека похоже на тушу животного. А этот… он просто резал, будто…
— Процесс ради процесса.
— Именно. Ещё вопросы?
— Девушка была изнасилована? — поинтересовался Кондрат.
— Ну… она не девственница, но… нет, не изнасилована. Следов борьбы я не нашёл, хотя на теле их в таком состоянии и не найдёшь.
Кондрат задумчиво оглядывал тело девушки, после чего спросил:
— Это вы проводили вскрытие прошлых жертв убийцы?
— Да, меня приставили к этому делу, — безрадостно согласился патологоанатом.
— В прошлых случаях то же самое?
— Да. Только там по вскрытию было ещё хуже. Ублюдок явно учится делать своё дело лучше.
Значит маньяк измывался не над трупами, а над ещё живыми жертвами. Зачем? Это было сделано ради удовлетворяя своих извращённых фантазий или во имя какого-то обряда?
Да, бывают жуткие обряды над живыми жертвами, всевозможные жертвоприношения, однако там никогда не было жестокости ради жестокости. Жертву резали, обезглавливали или вырезали части тел в целях обряда, но не ради того, чтобы помучить её лишний раз. Здесь прослеживалась другая картина.
В голове Кондрат пытался представить, что чувствовал убийца. Наслаждение, радость от контроля над беспомощной жертвой, власть, возбуждение… Но вместо этого в голове появилась иная картинка. Картинка девушки, что лежала перед ним на столе. Как она пыталась вырваться, как кричала, пока маньяк срезал один кусочек с её тела за другим, как она хрипела под конец, когда смерть казалось избавлением…
Такая патологическая жестокость не может появиться внезапно из неоткуда. Нет, она культивируется внутри человека, копится, закручивается как буря и в какой-то момент прорывается наружу.
— Ладно, благодарю вас, — кивнул Кондрат, после чего подтолкнул Вайрина к выходу.
— Да было бы за что… — поспешно накрыл мистер Брунс тело простынёй.
Они вышли из морга через другой вход сразу наружу, чтобы Вайрин смог вздохнуть чистого воздуха. Да и сам Кондрат был не против подышать чем-то кроме вони начинающей гнить плоти.
— Знаешь, у меня есть отличный план, что сделать с этим ублюдком, когда мы его поймаем, — произнёс Вайрин.
— И какой же?
— Колесование. Это где ублюдка привязывают к колесу и ломают ему все суставы и кости, оставляя так подыхать. Думаю, это будет неплохая для него смерть. Вроде такой вид казни ещё даже не отменили…
Кондрат был в глубине души солидарен с Вайрином, как бы сам ни был против подобного. Убийца явно не сумасшедший, явно не страдающий каким-нибудь отклонением, не позволяющим контролировать собственные действия. Нет, он понимал, что делал. Понимал и готовился к этому, так что такой вариант с невменяемостью можно было смело отбрасывать. Ну а для таких упырей…
Кондрат поморщился, отбрасывая мысли, которые могли сбить его с толку.
— Хочешь поесть? — предложил он Вайрину, который посмотрел в ответ с отвращением.
— Ты издеваешься?
— Нет.
— Боги, Кондрат, мы только что из морга, мне до сих пор кажется, что я чувствую этот мерзкий мясной запах. Как-будто… — он принюхался к себе. — Я словно сам им провонял! А ты предлагаешь мне поесть?
— Да.
— Ладно, я в деле. Куда пойдём?
Они выбрали небольшую светлую забегаловку, противоположность «настоящим мужским заведениям», где подавали чай в маленьких чашечках на маленьких блюдечках и всевозможные штрудели, пышки и прочие антиподы стройной талии.
Кондрат и Вайрин сидели в самом центре зала в окружении обеспеченных дам, как молодых, так и в возрасте, и были единственными мужчинами в этом заведении, привлекая удивлённые взгляды.
Оба заказали сразу по три маленьких чашки чая и два штруделя у не слегка удивлённой официантки, которая тем не менее приняла заказ.
— Вряд ли в ближайшую неделю я смогу есть мясо, — поморщился Вайрин. — Не понимаю, как они там работают.
— Привычка. Для них это уже не люди, а предмет, как кусок мяса, туша животного.