Она не ответила. Просто смотрела на меня с этим… Выражением разочарования. Я хотел поцеловать её, чтобы всё исправить, чтобы сохранить образ, который она имела обо мне, прежде чем разрушу его полностью. Она отвернулась прежде, чем я успел сделать хоть одну попытку, и исчезла в комнате.

Вот так и рухнуло всё прочное, что я с таким трудом строил в наших отношениях. Осколки были так глубоко и были такими острыми, что я понятия не имел, как это исправить.

Я потащился в спальню и некоторое время наблюдал за ней, сидящей на краю кровати спиной ко мне. Одной рукой она раскачивала люльку, в которой Кайден начал хныкать. Наверное, услышал мой крик. Чёрт, я был уверен, что все в этом доме его услышали.

Она смотрела в окно на чёрное небо в течение нескольких минут подряд, словно искала спасения.

То же, что она чувствовала к Райкеру. Она, вероятно, хотела убежать. Наверное, хотела сбежать от братьев Лоусон, потому что мы были отбросами.

Дерьмом, что причинили боль женщине, которая была не только мягкой и красивой внутри, но и снаружи. Она была идеальной.

— Элли. — Я не знал, что сказать, но у меня сжималось сердце, и я был уверен, что она слышала, как оно бьётся в моём голосе.

— Это наркотики? — Её безэмоциональный голос вырвался наружу.

Я покачал головой, хотя она этого не видела.

— Нет, детка, я не принимаю наркотиками.

— Но ты скрываешь от меня что-то важное. — Это был не вопрос.

Просто наблюдение, утверждение, которое она хотела услышать вслух и которое я должен был признать.

Я с трудом сглотнул.

— Да.

— Это как-то связано с записной книжкой, которую я нашла у тебя в кармане?

Я замер. Иисус. Я даже не думал об этом блокноте весь день. О, чёрт.

— Где она? — отчаянно потребовал ответа я.

— Положила её на прежнее место.

— Ты кому-нибудь её показывала?

— Например?

— Кому-нибудь?

— Нет, — раздражённо ответила она.

Мои плечи поникли от облегчения. Я не мог снова всё испортить. Я должен был всегда держать этот блокнот при себе. Моё сердце, казалось, было на грани срыва. Я потёр грудь и приказал себе успокоиться. Она никому не показывала.

Конечно, она никому не показывала! И вообще кому бы она показала? Я вёл себя неразумно.

— Да, — наконец, ответил я со вздохом. — Всё дело в ней.

— И ты не можешь сказать мне, в чём именно дело.

— Нет.

Ещё мгновение тишины прошло, пока она впитывала мой ответ, а затем безжизненно пробормотала:

— Ладно.

И это всё? Ладно?

Мне показалось, что этого недостаточно. Мне нужно было больше.

Я подошёл к ней, ненавидя то, как безэмоционально она выглядела и звучала. Я опустился перед ней на колени, моё сердце разбилось при виде её заплаканного лица. Я схватил её свободную руку и прижал к своей груди, надеясь, что она посмотрит на меня.

— Я расскажу тебе, когда смогу, — пообещал я. — Клянусь. Доверься мне.

Её глаза метнулись к моим.

— Довериться тебе? Доверие — это слово, которое ты не понимаешь. Я бы поверила тебе, если бы ты пришёл ко мне с самого начала. Ты уже давно мне лжёшь, а я не люблю лгунов. И ты это знаешь. Ты знаешь, через что мне пришлось пройти из-за твоего брата, сколько лжи он мне скормил, какую двойную жизнь вёл… Не сиди здесь и не делай вид, что это не то же самое.

— Это совсем другое, — твердо ответил я.

Она отстранилась от меня, вырываясь их моей хватки, и покачала головой.

— Нет, это не так. Нет никакой разницы, а если ты думаешь иначе, то ошибаешься.

— Так к чему ты клонишь?

— Я говорю, что не доверяю тебе, — смело возразила она.

Расстроенный, я хотел вбить в неё немного здравого смысла!

Она искренне верила, что я никогда не причиню ей вреда. Она убедила себя, что я — идеальное существо, которое не может сделать ничего плохого. Но она ошибалась. Мой образ в её голове должен был сгореть или уйти, и я ничего не мог сделать с этим или как-то остановить. В кои-то веки мне трудно было поддерживать этот образ. В конце концов, я человек. А люди порочные и мрачные, в них столько же плохого, сколько и хорошего.

Но доверие… Доверие — это то, что я поднёс ей на золотом блюде.

Она должна была доверять мне в этом, и всё же Элли отказывалась. Она сторонилась прошлого и всего, что я для неё сделал. И это заставляло меня кипеть от ярости из-за такой дерзости!

Как она посмела, чёрт возьми?!

Я наклонился ближе к ней, заставляя посмотреть на меня. Когда она это сделала, мои глаза потемнели, и я тихо прошипел:

— Не говори эту чушь о том, что не доверяешь мне после всего, что я для тебя сделал. Я, чёрт подери, разорвал свою жизнь на куски, изменил каждую частичку себя ради тебя. Отпустил свою старую жизнь, взял на себя ответственность, которую не должен был брать, и возвращался домой к тебе каждый грёбаный день с тех пор, как ты пришла ко мне за помощью. Тебя обрюхатил мой брат. Ты полюбила его первым. Ты трахалась с ним в этой самой квартире и смотрела на него так, словно он был твоим грёбаным навсегда. И всё же я принял тебя и желал тебя. Я отбросил все стены и открылся тебе, боролся за тебя и сделал всё, что было в моих силах, чтобы сделать тебя счастливой… — почти кипя от злости, я придвинулся ещё ближе и прорычал: — Ты не имеешь права говорить мне, что не доверяешь мне.