— Так это не ты, дядька Матвей? — спросил я, когда наши бойцы ушли чуть вперед.

— Нет. Но я ждал этого вопроса. Успел подумать трезвым умом… Ты, что ли, сильно перешел дорожку начальству в губернском городе? — спросил крестный.

— Они подпалили? Я думал об этом. Но дотянуться до нас из Екатеринослава сложно. Я вон больше недели добирался, правда, кружным путем. Да и кто будет это делать? А еще есть у меня лента, ну, я показывал тебе, — сказал я.

Ну не укладывается в голове, что здесь может орудовать команда Кулагина. Сложно появиться какому-нибудь человеку, которого никто не знает, из ниоткуда и подготовить такие акции. Пусть и мой дом, и амбар с зерном Жебокрицкого не охранялись, но все равно… Время на подготовку нужно.

— Проезжало, как мне сообщили, нынче через Луганск ворье, может, из тех, с кем ты связался. Может, они? — спросил Матвей Иванович.

— Меня жечь — ладно, поверю, но Жебокрицкого… Вот если бы они работали на… — я не стал договаривать.

Такие догадки нужно держать при себе, даже и в разговоре с близкими. А у Матвея Ивановича, вроде бы, и по лицу прочесть можно, прямой он человек, но мало ли… Или все же — мало? Пусть знает.

Между тем, я не стал говорить вслух о том, что Кулагин мог связаться хоть бы и с ворами, чтобы сделать заказ. Это бесчестно? Даже казнокрад посчитает ниже своего достоинства связываться с ворами? Ой ли! Тарас и компания, может, и не воры, но те ещё головорезы — и сильно ли далеко ушли они от того же Понтера и Ростовского Ивана?

Женская шелковая лента… А что если это намек на некую Анфису? Ну, ту дамочку, в которую был без ума влюблен реципиент, если верить слухам. Может, он-то сразу бы понял, к чему лента… Ну а Жебокрицкий тогда при чем? Может, потому что и на его земле уголь чуть ли не выходит сам из земли и просится в телегу?

Заказчик, допустим, есть. Получается, и мотив преступления имеется, вероятные исполнители — в наличии. Пока всё сходится. Что же тогда говорит против моей версии? Только лишь понятие дворянской чести и достоинства, коими должен обладать господин вице-губернатор Кулагин. Так что, именно Кулагин становится моим подозреваемым.

— Дядька Матвей, я похоже, что и догадываюсь, кто может быть поджигателем, — сказал я, и крестный даже остановился, приготовившись внимательно меня слушать.

Обернувшись, чтобы точно более никто не слышал, я пересказал свои умозаключения. Когда я это сделал, Картамонов, вопреки моим ожиданиям, недолго сомневался. Вероятно, потому что он еще не столько помещик и дворянин, сколько казак со своим, не обделенным логикой мышлением.

— Коли так, то нужно говорить с Андреем Макаровичем. Он сволота, конечно, еще та… Но я помню, как даже с душегубцами-персами приходилось договариваться во время войны. Если уговор приведет к делу, то пусть так, — проявил мудрость Матвей Иванович.

— А я думал, что ты, дядька Матвей, расположен стрелять да саблей махать, а уже потом, коли будет с кем, разговоры вести, — удивился я.

— Война научит и стрелять, и договариваться, иначе никак, — заметил Картамонов без всяких усмешек и присказок.

— Это да, — поддержал я крестного.

— Что — да? Сказал, будто бы на войне был. Эх, Алексей. А я так и не понял, чему ты можешь научить моих казаков, — сказал Матвей, когда мы прибыли уже ко мне на спортивную площадку.

Я отправил своих людей патрулировать периметр поместья, ну а Картамонов все никак не хотел уходить. Я же не хотел его в очередной раз угощать, ведь без штофа не обойдётся. Нет, мне не жалко. Вопрос в другом, что уже присылала письмо Настасья Матвеевна, обвиняя меня, что ее папку спаиваю. К просьбам такой девицы нужно прислушиваться, а то, не ровен час, сама приедет.

— Батюшка, как прошло-то? Я распереживалась вся! — нам навстречу бежала та самая русская баба, что, если надо, так коня на себе в горящую избу втащит.

— Дочка, ты какого рожна тут? Я же велел тебе оставаться дома! — вот вроде бы и отчитывал дочь Матвей Иванович, но его тон был буквально наполнен любовью и лаской, что иных таким голосом хвалят.

— Ты до того, что я будто к Алексею пришла? — подбежав к нам, девушка зарделась, но одернула себя и решительно продолжила: — Коли сговорена с Николаем Сергеевичем, так тому и быть.

— Ты же моя курочка! — прослезился Картамонов и полез обниматься с дочерью.

Она же выше его. Ну, да счастья Настасье!

— Ну? А нынче же покажи, чему учить вздумал ученых! — сказал Матвей Иванович, будто вызов бросил мне.

И что такого-эдакого показать? Причем из того, что удивит казака?

— Ну, на ком показать? — спросил я.

Вышел вперед самый рослый из всех бойцов Картамонова. Я усмехнулся, но не посчитал уроном чести взять себе в качестве манекена, может, и соперника, казака чуть помельче статями, вровень себе. Это при полном восстановлении моей физической формы можно тягаться и с бойцами в более тяжелой весовой категории, а пока что — не стоит.

— Что ты, казак, сделаешь, чтобы выбить меня? Вот бой, нет ножей, сабель, а нужно выжить, — сформулировал я ситуацию.

— Ну так в глаз дам али в зубы, можно вот сюда вбить, — казак показал на солнечное сплетение.

— А вот так… — после того, как боец перечислил, к слову, немало точек, удары в которые могут выбить противника, начал и я свою науку.

То, что я показывал, называлось, ну или будет называться военно-прикладными ударными техниками. Суть всей системы заключалась в том, чтобы добиться максимальной эффективности в короткий промежуток времени при минимальном вложении сил. Начал я с того, что ударил казака в солнечное сплетение. Так, не удар, а хлопок. Но и этого оказалось достаточно, чтобы у соперника закружилась голова.