– Подавление сексуальных желаний, - сказал Саджиттариус, усаживаясь в кресло и удобно пристраивая ноги на трупе Бисмарка.
– Это бывает причиной стольких несчастий. Если бы только страсти, кипящие в душе человека, глубоко запрятанные желания, могли быть выпущены наружу, насколько улучшился бы мир.

– Возможно, - сказал я.

– Вы собираетесь кого-нибудь арестовать, герр Аквилинас?

– Моя работа заключается в том, чтобы написать отчет о расследовании, а не в том, чтобы кого-то арестовывать.

– А последствия?

Я засмеялся.

– Последствия всегда есть.

Из сада послышался какой-то необычный лающий звук.

– Что это?
– спросил я.
– Волкодавы?

Саджиттариус хихикнул.

– Нет-нет, боюсь, что это собачий цветок.

Я выскочил из комнаты и помчался вниз по лестнице в кухню. Труп, накрытый простыней, все еще лежал на столе. Я хотел открыть дверь в сад, но остановился и прижался лицом к оконному стеклу. Весь сад двигался, как в каком-то возбужденном танце. Шумела листва, странный запах стал совершенно нестерпимым, это чувствовалось даже при закрытых дверях.

Мне показалось, что я увидел фигуру человека, сражающегося с какими-то толстоствольными кустами. Я услышал рычание, звук разрываемой одежды, пронзительный крик и длинный протяжный стон.

Неожиданно все движение в саду прекратилось. Я обернулся. Позади меня, сложив руки на груди и глядя в пол, стоял Саджиттариус.

– По-моему, ваш собачий цветок схватил его, - сказал я.

– Он знал меня - он знал сад.

– Может, самоубийство?

– Очень может быть.
– Саджиттариус опустил руки и посмотрел на меня.
– Вы знаете, он мне нравился. Он был чем-то вроде моего протеже. Если бы вы не вмешались, возможно, ничего бы этого не случилось. Если бы я направлял его, он мог бы пойти далеко.

– Найдете другого протеже, - сказал я.

– Будем надеяться.

Незаметно начало светлеть. Дождь уже только моросил, орошая страждущие от жажды листья.

– Вы собираетесь остаться здесь?
– спросил я.

– Да, я должен работать в саду. Слуги Бисмарка позаботятся обо мне.

– Да уж конечно.

Я поднялся назад по ступенькам и вышел из дома в холодное, умытое дождем рассветное утро. Подняв воротник, я принялся не спеша карабкаться по кучам кирпича.