— Ага. Каждый хозяин на каждом подворье отнёсся к делу серьёзно. Сделали всё как полагается. И пару недель никто из домашней живности не пропадал, — взял слово десятник. — Но потом за одну ночь у Гришки, что живёт на том краю станицы, всех кур прямо в сарае кто-то обескровил. Мы решили, что это ласка в сарай пробралась. Вы же знаете, ласки они такие, если в закрытом помещении с птицей оказываются так, словно с ума сходят. Загрызают всю живность, и главное мясо не едят, только кровь выпевают.

— Гришка поставил на ночь капканы. Все ведь знают, что если ласка повадилась в птичник, то будет ходить, пока сама не погибнет или всю птице не погубит, — сотник продолжил рассказ десятника. — У него ещё утки имелись. И что вы думаете? Наутро просыпается, все утки обескровлены, все капканы обезврежены, а добычи нет.

— Затем то же самое случилось с подворьем на противоположном краю станицы, а затем ещё на двух подворьях. Мы глянули карту, и оказалось, что если от одного разорённого подворья, провести черту к противоположному подворью, получится крест. Словно кто-то свыше крест на нашей станице поставил, — обеспокоенно добавил десятник. — Мало того. После этих четырёх разорённых хозяйств, беда пожаловала в другие дома. Кто-то невидимый и неуловимый, каждую ночь вырезает всю живность начиная с кур. Сначала куры за одну ночь гибнут все как одна, потом утки, затем гуси, потом кролики, овцы, козы, свиньи, коровы, а за лошадьми смерть последними приходит. Если так и дальше пойдёт, станица без пропитания останется.

— Но самое удивительное. Беда словно разрастается по кругу, в центре которого находится одно из четырёх домовладений, что первыми пострадали, — добавил сотник. — Затем вообще начало створиться невиданное. Мы сельские жители. И раньше бывало, что шакалы забирались во дворы, утягивали пару овец и на том дало заканчивалось. Мы их выслеживали и на тулупы пускали. А сейчас шакальё совсем оборзело, безбоязненно по улицам шастает каждую ночь. Стоит собакам с цепи сорваться и за забор выбежать, сразу загрызают. Мало того, они начали, словно к себе домой, наведываться даже на подворья в центре станицы. А недавно, прямо посреди бела дня в станицу ворвался огроменный дикий кабан.

— Дикое зверьё совсем распоясалось, людей перестало бояться, — вздохнул сотник. — Но это не беда. Обычная охота решит этот вопрос. Главное, люди начали пропадать бесследно, прямо из своих домов. И пропадают всё по той же крестообразной схеме. В домах, где погибло всё хозяйство, а первым пропал кот, начинают пропадать люди. Сначала старики. Потом казаки в расцвете сил. Затем молодёжь, а потом и подростки. Остаются лишь дети малые и то только потому, что сирот духовные родители разбирают. Уже десять домом на четырёх краях станицы опустели. Больше медлить нельзя. Нужно принимать серьёзные меры. Ведь и дураку ясно, что когда человек пропадает из собственной постели, оставляя после себя лишь кровавое пятно, то дело нечистое. Не зверь, ни человек такого сделать не может. Только нечисть.

— И главное. Если на подворье кот не пропал, а вся другая живность вырезана, люди не пропадают, — добавил сотник и тут заметил, каким испуганным взглядом Генка смотрит на отца и закашлялся.

— Батя, а у нас на подворье как дела? — стараясь не показывать своего беспокойства, спросил Генка.

— Не обошла беда и наш двор стороной. Не осталось хозяйства, но слава высшим силам Мусенька наша не пропала, а значит, нам с матерью пока ничего не грозит, — ответил отец.

— А где она? Что-то я не видел её? Обычно под ногами путается, еду клянчит, — забеспокоился Генка.

— Не переживай. Она сейчас на горище с котятами. Пятерых бутузов привела, представляешь. Так днями от них не отходит, а по ночам охотится, — ответил отец. — Правда приходит частенько побитая, покусанная, словно пыталась поймать крупного крысюка и не смогла.

— К слову, — едва умолк отец, заговорил опять сотник. — В станице не осталось не крыс ни мышей. Уж пару месяцев не видно ни одного грызуна. Словно сбежали все. А позавчера, когда старший сын кума Резника поле пахал под озимые, почти час стоял не работал. Ждал, пока целая сотня змей поле переползёт. Они уползали в противоположную сторону от станицы и наших плавней. Никогда такого в наших краях не было. А теперь что не день то люди видят, как зверьё пытается уйти из наших мест. Неспроста это. Эх, неспроста. Может, подскажете служивые, почему такое творится?

— Да что тут думать. Точно происки нечисти. Вот только какой, не знаю, — пожал плечами Максим. — Так сразу не скажешь. Нужно осмотреть всё. Может подсказка найдётся, а если не найдётся, придётся предков на помощь звать.

И тут пришлось Максиму Даниловичу рассказать казакам о воеводе и связи Генки с миром предков. Наставник старался, как мог, старался не шокировать станичников, но мужчины просто подняли его на смех, не поверили словам.

— Какие ещё духи предков? Такой взрослый человек, а в сказки веришь!

Максим не стал спорить, просто договорился на закате выйти с воспитанниками в патруль и своими глазами увидеть, что в станице происходит.

Августовские ночи на Кубани жаркие, короткие. Вечереть начинает поздно, почти в восьмом часу вечера. Наставники с учениками не стали дожидаться темноты, отправились дежурить на станичных улицах.

— Как странно, — тихо молвил Петька.

— Что странного? — поинтересовался Олег Журович.

— Тишина странная и на улицах никого нет, — ответил Петька. — Вечер сегодня тихий, жаркий, солнце уже не припекает, садится. Обычно именно в такое время станичники на лавочки выходят отдыхать после рабочего дня. Да когда это было видано, чтобы у дворов на лавочках бабушки не сидели и детишки вокруг не бегали. Самое время играть в наступающей прохладе. В такое время мухи уже не летают, а комары ещё не проснулись. Отдыхать на улице не мешают. А тут — никого.