Он не знал толком, кто передал это дело Форсову, да и не интересовался. Куда большее значение для Матвея имело то, что им прислали все материалы, которые были у полиции.

Таиса не стала спорить, и вскоре на экране ноутбука появилась полная молодая женщина, растрепанная – но не из-за неряшливости, так выглядят люди, которые из-за горя забывают о собственной внешности. Накануне она плакала, однако со следователем теперь разговаривала спокойно.

– Гриша поздоровался со мной как-то холодно, только я не обратила на это внимания… Вражды между нами никогда не было, дружбы – тоже. Ну, он из тех, кто думает, что баба – друг человека, Жанночка над таким смеялась, а я игнорировала, мне с ним детей не крестить. Да и не важно мне это! Тогда мне только хотелось узнать, куда делась Жанночка…

– Что он вам ответил? – спросил полицейский, остававшийся за кадром.

– Что не знает! Я говорю: как это? А он такой: типа, вот так! Сказал, что Жанночка забрала детей и уехала куда-то, но он не знает, куда. Я ему: «Гриша, ты чего? Как ты можешь не знать, где твои жена и дети? Да и вообще, она только ночью вернулась, беременная… Куда ей ехать?» Тогда он и сказал мне, что они разводятся. Живут еще вместе, но уже давно не семья. А я такая: «Чего? Жанночка мне ничего не говорила!» Она действительно не говорила, никто и подумать не мог… Да у них третий ребенок должен родиться, кажется, наконец-то мальчик, Гриша так радовался! А теперь рассказывает мне, что у них развод, и как будто пофиг ему!

И все же в тот момент Коханов сумел убедить Светлану, что все в порядке. Она оставила подруге голосовое сообщение и стала ждать, однако Жанна ей так и не перезвонила. Тогда Светлана взялась за дело всерьез: связалась с общими знакомыми, другими подругами, родителями…

Жанны нигде не было. Никто не знал, куда она делась, и пока все указывало, что Светлана стала последним человеком, общавшимся с ней, Григорий заявлял, что прибыл уже после отъезда жены и не знал подробностей.

Вот тогда Светлана отправилась в полицию. Если бы речь шла только о Жанне, там, может, и попросили бы подождать, так ведь пропали еще несовершеннолетние, а в подобных делах совсем другие сроки.

Григорий Коханов вполне предсказуемо стал главным подозреваемым. Да он просто напрашивался на эту роль! Он не обращался в полицию, его не смущало, что вся его семья куда-то исчезла. На допросах он оставался равнодушным, как будто сонным. От ответов не уклонялся, однако и не стремился во что бы то ни стало помочь следствию.

На этот раз Таиса запустила видео, не дожидаясь подсказки, и на экране появился глава семейства Кохановых. Он, в отличие от Светланы, выглядел хорошо выспавшимся и в целом довольным жизнью.

– Я вообще без понятия, куда они делись, – рассуждал он. – Жанна со мной мало разговаривала в последние дни. Я вот, например, был против ее командировки в Москву, но кто б меня послушал?

– Создается впечатление, что ее подруга беспокоится о вашей семье больше, чем вы, – заметил следователь.

– Это потому, что Светка – истеричка, такие всегда к себе внимание притягивают. Я тоже беспокоюсь. Я пытался звонить Жанне, она отключила телефон.

– И все равно вы не пошли в полицию.

– Так она и раньше отключала телефон! Говорю же, мы разводимся… Она давно уже говорила мне съехать от них, но я отказывался: куда я денусь? Я этот дом построил, пока она рожала! Когда я обнаружил, что она уехала с дочками, я решил, что этот финт ушами – что-то вроде наказания.

– Вас не насторожило то, что она исчезла посреди ночи?

– Психанула. У нее в каждую беременность какие-нибудь закидоны случались.

– Как она могла уехать? – настаивал следователь. – В период ее исчезновения междугородние автобусы не ходят, за руль она не садилась.

– И что? Уехать все равно можно. Договорилась к кем-то из своих подружек, теперь у них и отсиживается. Или на электричку пошла. Или лесом почесала до другого шоссе и попутку поймала.

Верить ему полицейские не спешили, в доме провели обыск, но ничего подозрительного не нашли – никакой крови, никаких следов сопротивления. Отсутствовали разве что личные вещи Жанны и девочек, однако это как раз подтверждало рассказ Григория.

Его пришлось отпустить – но не оставить в покое. Изучая материалы, Матвей вынужден был признать, что полиция выполняла свою работу добросовестно. Передвижения Коханова за последние сутки отследили, проверили его покупки, однако там не было ничего подозрительного – ни зловещих черных мешков, ни пилы, ни бетона, ничего из киношного «набора для избавления от тел».

Григория еще несколько раз вызывали на допрос, и допрос этот вели по-разному. Иногда с ним говорили вежливо, иногда откровенно давили. К нему подсылали местных психологов, его даже заставили побеседовать с собственной матерью, которая, рыдая, умоляла его рассказать, где ее внучки. Григорий неизменно оставался невозмутим.

Нельзя сказать, что он оказался отличным лжецом – нет, Матвей даже на видео мог различить моменты, когда Коханов врал. Он прекрасно знает, где его семья. Он стоит за этим. Но ему и не требовалось придумывать убедительную ложь, ему хватало того, что у полиции не получалось заставить его сознаться. А по закону до получения толковых доказательств Григорий оставался свободным человеком, и он позаботился о том, чтобы про закон помнили все, наняв толкового адвоката.